Точно по команде, мы отключим жизнеобеспечение наших компьютеров, погасим свет и будем молчать. Просто молчать, сидя один напротив другого… Но даже в этой тишине, в конце рабочего дня, со дна нашего сознания будут доноситься телефонные звонки, обрывки диалогов, крик:
— Я не дам вам интервью! Вы все, журналисты – уроды! У–РО–ДЫ!
Первая моя попытка взять интервью у актера Евгения Вестника провалится с треском. В слезах я — вчерашняя студентка — явлюсь в кабинет редактора и поинтересуюсь: а почему нас, журналистов, называют уродами? Вот, например, я, что я такого сделала?
Это будет наивный, до идиотизма глупый вопрос… Это будет вопрос студентки, которой посчастливилось начинать свой журналистский путь среди интеллигентных, тактичных, остроумных людей, профессионалов с большой буквы. Это будет вопрос, ответ на который я получу гораздо позже. А сперва: изоляторы для несовершеннолетних, калеки, беременные, спортсмены, актеры, детдомовцы… Я училась работать, одновременно обучаясь уважать тех, о ком пишу…
…И если ты пчела, помни: ты можешь принести как ароматный янтарный мед, так и вонючий горький… И если ты пчела, помни: ты можешь жалить без дела, но можешь, ужалив, излечить… И если ты пчела, если ты – журналист, помни: писать можно обо всем, главное – КАК ты пишешь.
10 лет спустя я сижу перед главным редактором одного из отечественных таблоидов. Я пришла сюда в поисках заработка. Человек, сидящий передо мной, не похож на тех, с кем мне доводилось работать прежде.
— Ну, о чем мечтается? Что умеете?
Он небрежно листает мое портфолио, цепляется глазами за строки одной из статей, где фигурирует имя народного артиста России Валентина Иосифовича Гафта.
— О! – редактор поднимает палец к небу. – У него, кажись, там с дочкой несчастье было… Вы как, можете написать в красках о том, как она умирала?
«И если ты пчела…» Что–то меня кольнуло в грудь в тот момент. Что-то глухо во мне щелкнуло. Вспомнился рассказ одной знакомой:
— Горе никого не щадит. Ни обычных людей, ни артистов, ни спортсменов. Только Бог знает, как Валентин Иосифович пережил несчастье, случившееся с его дочерью – писали, Оля повесилась. Так вот, как раз в то время к актеру пришел какой–то журналист, стал, как водится, вопросы задавать. Гафт поделился с ним своими переживаниями: мол, не доглядел, себя винит. Спустя несколько дней вышла газета, а в ней – статья с кричащим заголовком «Артист виноват в смерти дочери».
Не знаю, набил ли кто морду тому журналисту. Не знаю. Зато слышала, как тяжело «возрождался» артист: к жизни, к работе на сцене.
— Ну, так что? Вы можете написать? – слышу голос. Я поднимаю глаза. Передо мной, развалившись в кресле, сидит малообразованный, ухмыляющийся человек в мятой, несвежей рубахе. От него воняет потом.
— Ну так что?
Я вспоминаю, как после «ухода» Александра Абдулова Леонид Ярмольник, выступающий в телеэфире, спрашивал: «У тех, кто пишет подобные статьи, кто «питается скандалами», нет семей, у них нет матерей, детей? Они не понимают, на чем наживаются?»
«Подумаешь! – отвечают на этот вопрос сотрудники таблоидов. – Артисты, спортсмены – публичные люди. Они пошли в эту профессию за славой. Их сделали журналисты. А теперь они возмущаются! Надо вести себя нормально. Ничего плохого про вас не напишут. А если что–то о вас написали, надо к этому относиться с юмором».
Я выхожу, вдыхаю морозный воздух, застегиваю пальто. В кармане взвизгивает телефон.
— Я слушаю.
На том конце провода я слышу шутливый тон своего коллеги:
— Здравствуйте, Юлия! Не согласитесь ли вы дать мне интервью?
— Нет, — злобно отвечаю я.
— Почему?
— Потому что вы, журналисты – уроды! У-РО-ДЫ!
Comments are closed, but trackbacks and pingbacks are open.