Я выгуливал пса. Дул холодный ветер, моросил дождик. Тот надоедливый, утомительный дождик, который колет тебя холодными микроскопическими иголочками, заглядывает в лицо, лезет за воротник куртки. Хотелось поскорее вернуться домой, в теплую квартиру, сесть за компьютер, включить музончик, поработать, расслабиться…
Вдруг меня кто-то окликнул:
— Молодой человек, можно Вас спросить?
Голос старческий, резкий и дребезжащий. Я оглянулся. Метрах в десяти стоял совершенно седой скрюченный старичок с бородой. Не дождавшись моего ответа, старик продолжил:
— Вы не гуляйте с ним здесь. Здесь столько бродячих собак ходит…
Я кивнул. Хорошо, мол. Приму к сведению. И отвернулся. У старика на поводке-шнурочке – такой же старый, седой и дряхлый, как его хозяин, полуслепой пудель.
Семенит ножками-карандашами, припрыгивает. Я не любитель пуделей. Предубеждение у меня к ним какое-то. С детства невзлюбил. Разговаривать со стариком желания нет. Хочу уйти, но слышу вдруг:
— Вы извините, пожалуйста. Просто мне поговорить-то не с кем особо… Извините за назойливость, а чем Вы кормите собачку?
Я не так воспитан, чтобы отшивать человека, спрашивающего у меня о чем-либо. И я отвечаю. Кормлю тем-то и тем-то. Больше любит то-то…
— А я вот, знаете, как жена жива еще была, все его, — кивает на подслеповатого пуделя, — подкармливал бутербродами. Как сыну в школу бутерброды готовил в свое время, так и этому. С утра, перед работой…
Я киваю. Всем своим видом показываю, что мне не особо интересно, чем его пудель питается. Поглядываю на часы. Старик начинает волноваться, перехватив мой взгляд:
— Вы торопитесь? А знаете, такую породу, как у Вас, нужно воспитывать хорошо. Я слышал…
— Я знаю… — перебиваю я его.
Мне хочется уйти от этого старика, мне хочется, чтобы он от меня ушел. Я терпеть не могу таких вот, надоедливых людей. С меня достаточно надоедливого дождика… И тут я вижу своего соседа. Он идет ко мне, улыбаясь. Он давно меня не видел. Подходит, здоровается.
— Как жизнь?
— Нормально.
Выходит так, что старик выпадает из общения. И должен отойти, по идее. Но не отходит. Стоит, шатается. Чешет бороденку. Смотрит на нас. Ему очень хочется, чтобы мы включили его в свой разговор. А мы – игнорируем. Старый пудель лезет к моему псу.
Я сомневаюсь в том, что пуделю делают прививки вовремя, потому недовольно оглядываюсь на старика. Он ловит мой взгляд, как дети на свадьбе ловят мелочь, бросаемую в толпу.
— Вы знаете, раньше он был…
— Аккуратнее. Мой прикусить может серьезно.
Это неправда. Мой «прикусывает» только в ответ на агрессию. Пудель в безопасности. Просто, я не хочу, чтобы маленький серый комок подходил к моей красивой, ухоженной, молодой собаке. Я начинаю уходить. Иду с соседом в сторону своего парадного. И вдруг вижу, что старик пристроился сзади.
Он пытается что-то спросить у меня, но я делаю вид, что не слышу. Я, наконец, в парадном. В лифте. Поднимаюсь на свой этаж. На этаже стоит компания из трех старушек-соседок. Что-то обсуждают. Одна поворачивается в мою сторону:
— Привет, Толик! Слушай, я Оле книжки должна. Давай занесу?
Это бабушка моего товарища. Очень умная, интеллигентная старушка. Я питаю к ней симпатию. Она набирает у моей жены кучи книг и по мере прочтения возвращает.
— Ну, если вам удобно сейчас. Нам не горит, в общем-то.
— А чего ж не удобного-то? Удобно…
Спустя несколько минут соседка заносит мне книжки.
— Не холодно ему на улице? – кивает на собаку.
— Холодно. Вы не знакомы тут со стариком одним? У него пудель маленький, серый?
— Нашел старика, — улыбается соседка, — ему пятьдесят пять. Пристал?
— Ну. Надоедливый он какой-то…
— Эх… Он не надоедливый… Просто…
И она рассказывает мне историю «старика»…
…Семен имел семью. Двоих детей и красавицу-жену. Сам он работал архитектором. Был весьма известен и востребован. Общался с сильными мира сего. И вот однажды его вызвал к себе один очень влиятельный человек. И сказал, что они с женой Семена решили быть вместе. Семен не понял сначала. Что значит «вместе?» Кто решил?
— Слушай, Сема… — «серьезный товарищ» похлопал Семена по плечу, — надо быть мужчиной.
— Как так, Ира? Как так? – Семен спрашивал жену, а она собирала вещи, отвернувшись.
Она могла бы сказать ему, что он бесхребетный слизняк. Что настоящий мужчина на его месте устроил бы ей «вырванные годы». Она могла бы сказать ему, что только слепой на его месте не заметил бы ее постоянных отлучек «по работе». И только полный болван поверил бы в то, что на черной волге подвозит ее домой товарищ по работе… Она многое могла бы ему сказать. С упреком, со злостью. Но не сказала ни слова.
Потому что знала, что он ее любит. И знала – как. Он не представлял себе, что его жена может быть еще чьей-нибудь. Он ни в коем случае не был собственником. Он ни разу не дал ей повода усомниться в его любви. Он называл ее Ирусиком и Ирисочкой… А она ушла. К «мужику», к деловому «хозяйственнику» с волосатым торсом. К «пробивному» начальнику.
Семен не был удручен уходом жены. Вовсе нет. Он был убит. Раздавлен. Размазан по потолку вмиг опустевшей квартиры. Он лежал месяц на диване и смотрел в стену. Рядом лежал пудель, любимец жены, которого она бросила так же легко, как и мужа. Дети были у бабушки, друзей у Семена не было…
…Прошло несколько лет. Дети подросли. Они общались с матерью. Они все выходные пропадали на даче «дяди Паши», нового мужа матери. Семен ни о чем не спрашивал, когда они приезжали домой под вечер веселые, довольные. И он ничего плохого не говорил об их маме. Только сидел часто за письменным столом, рассматривая старые фотографии…
А потом случилось нечто. «Дядю Пашу» арестовали и дали с конфискацией. И жена позвонила ему. И умоляла простить. И плакала в телефонную трубку. Семен простил. И она вернулась. Похудевшая, с темными кругами под глазами. Она начала болеть, а Семен просиживал возле ее кровати днями. Потом врачи поставили диагноз. И Семен начал готовить детей к тому, что их мамы скоро не будет…
…Когда жена умирала, в агонии, в бреду, она ни разу не позвала его. С ее белых губ слетали имена людей, мужчин. Но его имени не было. И она умерла от рака, навсегда унеся с собою ответ на вопрос — «А любила ли она его?»
…Спустя два года его сын ехал на машине от друзей. На дорогу выскочил мотоцикл, и произошла авария. Машина влетела на всей скорости в столб и загорелась. Сын не смог выбраться из охваченного пламенем салона…
…В аэропорту «Борисполь» Семен провожал дочь. Он плакал, и плечи его сотрясались. Дочь получила грин-карту и улетала работать в Штаты. Семен обнимал единственное оставшееся у него родное существо и плакал навзрыд. Самолет взмыл в небо и растворился среди осенних облаков…
…Спустя полгода пришло письмо. Семен долго не распечатывал его. Сидел, смотрел. Адрес был написан чужой рукою. Когда Семен прочел письмо, он завыл. Из коридора приковылял старенький пудель и, глядя на хозяина, начал скулить и царапать колено Семена…
…Так Семен остался один на всем белом свете. Вернее, не один. С собакой, старой и дряхлой. Слепой. Могущей умереть со дня на день. Он подолгу сидел со своим Барсиком, разговаривал с ним. Спрашивал о чем-то, спорил, советовался. Он стал похож на старика. Не брился, плохо ел. И очень хотел поговорить с кем-нибудь. Поведать свое горе, поделиться им. Ведь одному очень тяжело нести такой груз…
…Я сидел на кухне и слушал рассказ соседки. Она вздохнула и резюмировала:
— Так что ты не обижайся на него особо. Не со зла он к людям пристает.
— Откуда вы это все узнали? – спрашиваю я, все еще не в состоянии отойти от рассказа женщины.
— Эх… Если бы кто-то, кроме меня, выслушал его. Хоть раз. Вот ты сегодня не убежал бы и узнал бы всю эту историю. От начала и до конца…
…Я ходил вокруг дома еще много раз потом. Я специально гулял с собакой возле парадного старика. Который и не старик вовсе. А просто очень постаревший человек. Которому очень хочется разделить с кем-то свою печаль и боль. Который разговаривает с собакой. И которому нужна всего пара фраз.
Поддержки он не ждет. Он ищет участия внимательных человеческих глаз. Интереса к себе. К своей ужасной поломанной судьбе. Ищет. И не находит. И разговаривает вечерами со старым пуделем. И рассматривает вместе с ним старые фотографии…
Comments are closed, but trackbacks and pingbacks are open.