Я налила в чашку кофе и водрузила турку обратно на плиту. За окном было темно, всего семь утра. Каждую зиму мне стабильно хочется погрузиться в спячку до самой весны, причём не календарной, а настоящей, когда солнышко, тепло, травка свежая. Помечтав об этом в очередной раз, я тяжко вздохнула, втянула в себя запах свежего кофе, уселась за стол и собралась открыть сахарницу, даже за шишечку на крышке уже взялась.
И тут ощутила под пальцами сильную вибрацию. Почему-то мгновенно мелькнула мысль о землетрясении. Я в недоумении огляделась по сторонам – нет, всё тихо. Непроизвольно я прижала крышку сахарницы рукой, пока оглядывалась. Теперь расслабила пальцы. Стеклянная крышка задребезжала. Я убрала руку и уставилась на посудину в изумлении. Чертовщина какая-то… Но тут крышка просто-напросто отскочила, покатившись по столу со звоном, а я вскочила, опрокинув кофе, и, само собой, не своим голосом заорала.
На моём собственном столе между тем происходило нечто не совсем обычное. Если бы я пила, то, несомненно, углядела бы в этом первый признак белой горячки, но приходилось признать, что пила я в последний раз на Новый год, давненько. Поэтому маленькие синие ручки, вцепившиеся в края сахарницы и судорожно сжимающиеся, мне, видимо, просто привиделись. Я потёрла глаза, но когда снова посмотрела на сахарницу, то, кроме ручек, показалась ещё и ушастая синяя же голова. Существо изо всех сил старалось подтянуться и выбраться из заточения.
Непонятно по какой причине, но я вдруг успокоилась, хотя очень естественно было бы хлопнуться в обморок. Между тем на столе всё кончилось тем, что сахарница опрокинулась, и из кучки сахара, кряхтя и отряхиваясь непомерно длинными для своего роста руками, выбралось синюшное полупрозрачное существо. Оно было длиннорукое, длинноногое, с огромными оттопыренными ушами, покрытыми изумрудного цвета пушком. Мордочка, схожая с человеческим лицом, походила на печёное яблоко – столько на ней было складок, огромные жёлтые глаза смотрели довольно злобно. Существо отряхнулось от сахара, послюнявило палец, протёрло глаза, село, почесало левой ногой за правым ухом и встало, уперев руки в бока и уставившись на меня своими жёлтыми глазами.
— Я так понимаю, что если уж шумишь и будишь всех кругом, то потом можно и выйти позволить, а не заставлять ломиться.
— Э-э-э.. Извините, — пробормотала я.
— Извините! – передразнило меня существо. – Я спал два часа. Давай теперь кофе, что ли, утро уж.
— А я его пролила, когда вы выскочили, — объяснила я, догадавшись, наконец, что это просто сон, раз уж белой горячки у меня быть не может.
Существо всплеснуло руками.
— Балда! Вари давай новый. Могу я хоть на приличный приём рассчитывать?
— Одну минуту, — засуетилась я и бросилась к турке. Стоя у плиты, я постоянно косилась на существо и не могла не признать, что кое-какая совесть у него всё же имеется. Оно поднатужилось и вернуло сахарницу в вертикальное положение, после чего нетерпеливо огляделось, заметило на подоконнике вчерашний магазинный чек, внимательно изучило, покачало головой, свернуло его наподобие кулька и принялось собирать со стола сахар и ссыпать его обратно.
Кофе был уже готов, и я беспомощно огляделась – мой гость ростом был не выше десяти сантиметров, подходящей для него тары не наблюдалось.
— Шить умеешь?
— По необходимости, — ответила я.
— Тащи напёрсток тогда, что смотришь.
Через две минуты мы мирно пили кофе, устроившись друг напротив друга: я за столом, а существо, соответственно, на столе, скрестив по-турецки ноги. При каждом глотке оно жмурилось от удовольствия и тихонько похрюкивало. Я пила кофе молча. Нет, вряд ли всё же это сон, что-то больно долго длится. Значит, просто сумасшествие.
— Вы кто? – поинтересовалась я небрежно.
Оно с шумом отхлебнуло из напёрстка.
— Ангел. Зовут Ач. Подлей-ка мне кофейку.
Я автоматически поднялась и снова наполнила напёрсток.
— Да не сошла ты с ума, — поморщилось существо, которое, по моим представлениям, на ангела походило чрезвычайно мало. – Вы все так удивляетесь, как будто Бог весть какое чудо происходит. А ещё день ангела отмечают, молятся… — Оно досадливо махнуло рукой.
— Вы… Извините, не очень похожи… То есть…
— Я на тебя умру! На кого я не похож?
— Ну, на ангела.
— Можно подумать, ты ангелов видела. Это, наверное, толстенькие такие карапузы, розовенькие, угадал?
— Ну, в общем, примерно…
— Примерно! – у существа явно была не самая хорошая привычка дразниться. — Взрослый человек, а верит во всякую чушь! Тьфу! Слушать тошно.
— А вы, собственно, зачем здесь? И почему в сахарнице?
— Потому что ты не догадалась прихватки даже сшить. Где мне спать было? В сахарнице мягко хоть и темно, вот вздремнул пару часиков.
— Стоп! Стоп-стоп-стоп, — бормотала я, нарезая круги вокруг стола. – Ты ангел…
— Ах, мы уже на ты!
— Ты мне с самого начала тыкаешь! – огрызнулась я. – Значит, ты ангел, то есть высшая сила. Когда я вчера ложилась спать, тебя тут не было, а утром ты вылезаешь из сахарницы, а теперь пьёшь со мной из напёрстка кофе и учишь меня жизни. Так?
— Так, — согласился Ач, подобрал сахаринку и сунул в рот.
— Так. Ладно, откуда ты взялся и что тебе тут надо?
— Ты ж сама сказала – жизни тебя учу.
— Вот радость-то какая! На что мне твои нравоучения?
— Нет, ну это наглость, — обиделся ангел. – Можно подумать, это не ты по ночам молилась, рыдала, просила помочь. Вот у меня тут записано, погоди…
Он оттянул на боку свою синевато-прозрачную кожу, образовалось что-то вроде кармана, и достал оттуда крошечный КПК.
— Смотрим… Дело было по осени… Так… Арестова Елизавета Николаевна. Вот! Цитата. «Господи, ну помоги хоть чем-нибудь!» Было? Было. Дальше. «Господи, пожалуйста, ну что я за такая дура! Подскажи, Господи, ну что мне теперь делать? Дура, дура, идиотка!» Ну, вот с этим я соглашусь, конечно. Твои излияния?
— Ну, мои! Так это когда было!
— Посмотрите на неё! Она со своими молитвами так раскорячилась, будто она одна! – возмутился Ач, убирая КПК. – Как очередь дошла, так и прибыл.
— Так почти три месяца прошло.
— И за эти три месяца всё наладилось? То есть помощь не нужна?
— Да иди ты!
— Значит, нужна. Так чего выпендриваешься?
— Слушай, мне ж на работу надо! – спохватилась я. – Ёлки-палки, опоздала!
— Да не скачи ты! Погоди.
Ач спрыгнул со стола, быстро прополз по стене, перевёл на часах стрелку назад и вернулся.
— Всё, порядок. Давай теперь думать, что делать. Рассказывай, а то, может, я чего-то не знаю, ну, подробностей.
— Да что ж ты за ангел?- удивилась я.
— Нормальный, только занятой очень. Излагай давай. Всё, что скажешь, может быть использовано против тебя и так далее. Ну, я тебя предупредил. Начинай.
— С чего?
— С начала. Люди встречаются, люди влюбляются, женятся… Хотя до свадьбы вроде не дошло. Про романтическое знакомство тоже не будем, скучно и к делу отношения не имеет. Давай по существу. В чём проблема?
— Он ушёл, — буркнула я.
— Уже лучше. Почему?
— Не смогли мы вместе жить.
— Нет, так дело не пойдёт, — нахмурился ангел. – Ты мне подробненько, как в милиции.
— Вот напасть на мою голову! Какие тебе подробности, интимные?
— Не надо, там всё в порядке было, я ж помню.
— Ну и наглость! – ахнула я.
— А ты как хотела? Приглядывал, конечно. Давай рассказывай. Год прожили нормально, а потом покатилось. Почему?
В голове у меня к этому моменту всё уже, видимо, перемешалось, потому что я на полном серьёзе стала вспоминать, что ж было не так в моей непутёвой семейной жизни, и надеяться, что синюшное наглое существо может мне чем-то помочь. Вся нереальность происходящего, мысли о моём буйном помешательстве и вообще абсурдность ситуации отошли как-то на второй план, словно и не были чем-то из ряда вон выходящим. Накатила боль, которая в последнее время только, вроде бы, стала отпускать. Я сидела и вспоминала. Вспоминала этот дом, когда он был ещё счастливым, когда мне приходилось отчитываться, почему я задерживаюсь, и готовить завтраки, и собирать по квартире мужские вещи, и было с кем поваляться вечером на ковре, и с кем посмеяться, и с кем… Сейчас зареву. Думала, отревела своё… Вспоминалось и другое: и первые слова, от которых было больно, и то, как расходились, и то, как ругались. От этого уже тяжело, и плакала об этом уже не от потери, а от бессилия. Вспоминалась больница и последняя попытка после неё всё наладить. Не наладилось… Точно зареву.
— Ой, только без соплей, я тебя умоляю! – воскликнул Ач. – Терпеть не могу. Раньше плакать надо было. Я жду.
Я шмыгнула носом и попыталась объяснить.
— Понимаешь, мы очень похожи. Даже странно.
— Вот дураки, — пробормотал ангел. – Могли бы быть счастливы…
— Сейчас зареву, — предупредила я.
— Истеричка. Ладно, дальше.
— Сначала всё было нормально. Мы правда друг друга любили. Нам вместе было интересно, мы и расставались-то только на время рабочего дня, а потом всё вместе – и в гости, и гуляли, и готовили.
— К кому в гости ходили?
— Да ко всем, и к моим друзьям, и к его.
— Хорошо.
— Потом… Не знаю. В какой-то момент его всё стало раздражать, даже то, что раньше нравилось. Я тогда на работу устроилась неплохую, денег стало больше, и всё равно всё портилось изо дня в день. Стали ругаться, так, по мелочи, потом больше. Он тоже стал работать больше, пропадал надолго, я ждала, ревновала, ну, конечно, больше ругались.
— Так…
— Потом стал без меня отдыхать, снова ругались. А потом… — я беспомощно посмотрела в окно. Я не любила об этом вспоминать, это было слишком страшно. Но, может, стоило всё же рассказать об этом, пусть даже самой себе. Просто рассказать, прочувствовать ещё раз – может, как раз от этого стало бы легче. Я набрала в грудь больше воздуха, зажмурилась и почувствовала, что из-под век выступили-таки слёзы. – Потом была беременность. Мы… Ждали этого очень, ещё с самого начала, довольно долго не получалось. Потом, вот… Не знаю, может, если б к тому моменту столько всего не накопилось, то случилось бы по-другому, не знаю… Мы радовались, конечно, но как-то всё было не так. Мне хотелось, чтобы внимания было больше, я тяжело переносила первые месяцы… А его как-то не было. Мы продолжали ругаться, и ревновала я ужасно, ещё больше, чем раньше. Я ж работала, уставала, а он задерживался. Ну, говорил, конечно, слова какие-то, но… И дома его почти не было, я постоянно была одна. Потом он такие слова уже не говорил… Грубость какая-то появилась, про ребёнка меньше говорили… — я рассказывала сумбурно и непонятно, но не слишком и заботилась о том, чтобы рассказать доходчивей, мне-то самой всё было ясно, я снова чувствовала одиночество, разочарование, обиду. – В общем… Я знала, что он ребёнка хотел, и понадеялась, что после его рождения всё наладится. А потом… Я спускалась с крыльца, он меня приехал забрать. Я вышла на крыльцо, помахала ему, стала спускаться, упала. Там ступеньки каменные, они обледеневшие были. Сначала было больно, потом – не помню. Помню только больницу уже, потом укол, потом снова темнота. Потом я проснулась, а ребёнка уже не было.
Я не открывала глаз, чтобы договорить, не сбившись. Слезищи капали на стол, даже слышно было.
— Он сидел со мной в больнице. Наверное, жалко меня всё-таки было, а может, ему так тяжело было, что не мог один оставаться, не знаю. Он же тоже привык, почти пять месяцев… Потом меня выписали, мы приехали домой, утешали как-то друг друга.
Я открыла глаза и увидела, что Ач сидит всё так же, по-турецки, в руках у него платок в горошек, который он периодически прикладывает к глазам, а из глаз текут самые настоящие слёзы. Он высморкался, заметив, что я на него смотрю, и протянул платок мне. Я вытерла этим крошечным лоскутом глаза.
— Вот, собственно, и всё. Потом всё покатилось под откос, мы почти не разговаривали, а когда пытались, то тут же ругались. Потом он ушёл.
Ач снова сердито высморкался. Я вытерла лицо и отвернулась к плите.
— Вот и всё.
— Не всё, — возразил ангел. – Я пока только про него услышал, а про тебя?
— Что про меня?
— Ну не надо, а? Вся такая хорошая! Начнём с работы. Ты когда стала зарабатывать, как себя стала вести?
— Как?
— Госпидя! – воздел свои синие ручонки к небу Ач. – А то я не знаю? Ты так выпендривалась, ни один нормальный мужик бы не выдержал. Деньги поделили?
Я кивнула. Возразить было нечего.
— Ага! – воскликнул ангел злорадно. – Ну, к счастью, ты хоть про свою ревность дурную соображаешь! Вот смотри.
Он снова извлёк из кармана КПК, и я вгляделась в маленький экранчик. На экранчике шло видео. На нём мой бывший теперь уже муж, перемазанный с ног до головы, при ярком электрическом свете красил машину каким-то странным аппаратом. Это явно был гараж, валялись крылья, стёкла от автомобилей, зеркала, стоял двигатель.
— Вот после этого ты ему такой скандал закатила, что хоть из дома беги. Я б убежал. А человек, между прочим, деньги заколачивал всю ночь.
Я промолчала. Где-то внутри было уже так больно, что дальше просто некуда. Оставалось только утопиться, по большому счёту.
— Это по теме ещё не всё. Скажи мне, ты хоть раз извинилась?
— Нет, наверное, — ответила я честно. — Никогда не могла себя заставить.
— Молодец какая! А он, наверное, должен был в лепёшку расшибиться, выкрутасы твои терпеть, извиняться беспрерывно. Сколько раз ты его бросить грозилась?
— Не помню, — ответила я угрюмо, решив, что утоплюсь немедленно, прямо во время утреннего душа.
— Эх… Ну, до тебя хоть доходит? Одевайся давай, покажу тебе шоу.
— Какое ещё шоу? – спросила я, глотая слёзы.
— Одевайся давай, а то получишь! – прикрикнул Ач, выражая всем своим видом нетерпение и досаду. – Сколько вас таких сопливых развелось, ты не представляешь, надоело до смерти. Одевайся шустро.
Я побрела одеваться.
— Ну, пошли. Если не возражаешь, я прокачусь у тебя в кармане, не май месяц на дворе.
Продолжение следует…
Comments are closed, but trackbacks and pingbacks are open.