Мы вышли на улицу. Всё ещё не рассвело, время действительно зависло на без четверти семь, куда поставил стрелку часов синюшный ангел Ач. Во дворе стояла старушка, каждое утро выгуливающая своего старенького полуслепого пса. И она, и собака застыли, не двигаясь. Замер транспорт на проспекте, замерли люди, спешившие в этот ранний час по своим делам. Всё остановилось.
— Куда идём? — спросила я, остановившись посреди двора.
— К твоему бывшему, — пояснил Ач, закопошившись у меня в кармане.
— Вот ещё новости, — возмутилась я и ущипнула ангела сквозь куртку. – Что мне у него делать?
— Я ж обещал тебе шоу в познавательных целях. Давай, шевели ногами. Тут же не далеко.
Я вздохнула и поплелась к дому бывшего, до сих пор любимого.
— Ну вот, пришли, — сказала я, остановившись перед подъездом. – Что дальше?
Ач выглянул из кармана и поёжился.
— Дома он?
— Откуда ж мне знать?
— Поглядим. Пошли.
Лифт был сломан, пришлось подниматься на пятый этаж на своих двоих. С сильно колотящимся сердцем я остановилась у знакомой двери. Когда-то меня сюда приглашали. Ач проворно выскочил из кармана и, просочившись сквозь дверь, пропал. Спустя минуту он снова материализовался на лестничной клетке.
— Порядок. Пошли. Немножко больно будет, но ничего, потерпишь. Повинуясь его приглашающему жесту, я шагнула к двери, и что-то странное стало происходить… Мне показалось, что из меня вытягивают позвоночник, в каждой клетке – какая-то дрожь, мозг перестал помещаться в голове. Прямо перед собой я увидела поверхность двери с извилистыми волокнами древесины, а потом оказалась внутри квартиры.
— Нас не видят, — пояснил вошедший вслед за мной Ач. – И не слышат.
— Почему?
— Потому что так надо. Пошли. Кое-что хочу тебе показать.
Я прошла вслед за ним в спальню. На постели, в которой я провела много счастливых часов, лежала девушка. Резануло болью. Она была хороша. Спокойное лицо с на редкость чистой кожей, длинные, разметавшиеся по подушке волосы. Она спала, свернувшись калачиком, под тем самым одеялом, под которым в своё время так же спала я. Во мне проснулось какое-то холодное, всеобъемлющее бешенство. Захотелось вытащить её из кровати за эти прекрасные волосы. Она не могла, не имела права там лежать.
— Не дури, — Ач постучал меня по ботинку. Я моргнула, и наваждение рассеялось.
— Пойдём, самое интересное впереди.
Мы вошли на кухню. За столом сидел Лёшка, в одних трусах. А напротив него на столе лежало, оперевшись на локоть, точно такое же существо, как мой синий спутник. Лёшка смотрел в чашку, и, воспользовавшись этим, второй ангел подмигнул Ачу.
Незамеченные, мы примостились на полу, привалившись спинами к стене, и стали слушать.
— Сам не знаю, — говорил Лёшка, не поднимая головы. — Мы в последнее время мало разговаривали. Она меня доставала своей ревностью, — Ач многозначительно на меня посмотрел. — Она без конца мне показывала, что вполне может обойтись без меня. При этом она никуда со мной не ходила, и я стал ходить без неё. Так и покатилось всё.
Второй ангел отличался не большим терпением, чем мой.
— Вот так молодец! Настоящий мужик! – сказал он с изрядной долей издёвки. – У него жена работает беременная, а он отдыхать ходит, скучно ему.
Лёшка, в свою очередь, тоже терпением никогда особо не отличался, поэтому вскочил и заорал:
— Ты думаешь, я об этом не думал потом?
— А толку? – резонно возразил синий человечек. – И не ори, у тебя там спящая красавица.
Лёшка плюхнулся обратно на стул и обхватил голову руками.
— Ну что тебя принесло, а? Я стал уже забывать ее, на кой чёрт бередить раны?
— А что ты делал, когда ушёл от неё?
— Пил, — буркнул Лёшка.
— Я так и подумал. Молодец. Просто всему делу колобок.
— Слушай, я знаю, что я порядочная скотина. Какое-то время назад мне хотелось всё поправить, теперь поезд ушёл. Так что отвяжись от меня.
— Ну, как знаешь, — равнодушно протянул ангел. – Пойду я тогда.
— Постой, — Лёшка поднял голову. – Как она там? Послушай, мы, наверное, не поняли тогда друг друга, наверное, надо было поговорить, что ли… Я не знаю.
Синюшный пожал своими дистрофичными плечиками.
— Откуда мне знать, как она? Я ж пришёл помочь, ты вроде одно время хотел. Ну, теперь раз не надо, так не надо. Счастливо оставаться. Береги девушку свою.
— Стой.
— Пошли, — сказал мне Ач и потянул за рукав. – Дальше пусть сами тут, мало ли что.
Мы вышли из квартиры так же, как вошли. Я стояла на лестничной площадке и не могла отдышаться.
— Что скажешь?
— Убить бы тебя, — ответила я устало. — Зачем ты всё это затеял?
Ач почесал пяткой за ухом.
— Ну, никогда ведь не знаешь, чем всё обернётся. Пошли до дома.
Я брела по безжизненным остановившимся улицам, в кармане куртки копошился Ач. Я его почти ненавидела и понимала Лёшку – зачем было бередить? Лёшка, Лёшка… Жить не хотелось.
Вернулись в мою квартиру. Я стащила в прихожей ботинки, молча прошла в комнату и рухнула на диван. По полу простучали коготки, и маленькая ручка поцарапала меня за плечо.
— Отстань, а?
Ач потоптался рядом, высморкался, почесался. Я беззвучно плакала.
— Эй, ты чего? Давай поговорим.
— Отстань, — попросила я глухо.
— Да это ещё не конец, ты что думаешь, я только для этого притащился сюда, чтоб тебя на экскурсию сводить?
— А для чего?
Ангел снова почесался.
— Слушай, ты прекратишь или нет? – возмутилась я, несколько отвлекаясь.
— Аллергия, нервное.
— О, Господи!
— Давай по существу вопроса. Моё дело ж разобраться и вынести приговор. Но тут так получается, что вторая сторона вроде как и претензий не имеет, то есть имеет, но и себя виноватой признаёт… Так что будем считать, что наказание ты своё отбыла, и поставим на этом точку.
Я села на постели.
— Ач, ты о чём?
Ангел вскарабкался по моей штанине и уселся на колене, болтая ногами.
— Ты вину признаёшь?
— Да.
— Раскаиваешься?
— Да.
— Обещаешь исправиться?
— Да.
— Ну и славненько. Ты мне симпатична. Конечно, к подсудимым личных чувств иметь не полагается, но я ж живой ангел, в конце концов. Главное — жить в мире с самой собой, понимаешь? Ты не со мной говорила, ты с собой говорила. Ты сама искала причины, сама отвечала на вопросы, а я только помог. Я могу помиловать или наказать. Помиловать – это вернуть то, что человек по неосторожности потерял, избавить от боли, понимаешь? Не позволить сломать себе жизнь.
Я покачала головой.
— Я же видела его. У него другая жизнь и другая любовь.
Ач хитро прищурился.
— Это ты про красавицу?
— Да.
— Это галлюцинация. Часть наказания. Первая часть – это последние три месяца, когда ты… Ну, сама знаешь.
Я схватила его за ухо.
— Галлюцинация? Ах ты…
— Больно! – заверещал ангел. – Отпусти, отпусти сейчас же!
Я выпустила ухо.
— А он?
— А он согласен. У вас одно желание на двоих.
— Откуда ты знаешь?
Ач раздвинул шерсть на ухе и продемонстрировал мне гарнитуру.
— Бред, — пробормотала я.
— Прогресс, — поправил ангел. – А теперь ложись и спи.
Меня неудержимо потянуло в сон, я легла, натянула на себя плед, подтянула к груди колени. И уже сквозь сон услышала:
— Я подарок тебе в карман куртки положу… Дело об одной глупости на двоих закрыто…
Я проснулась от ненавистного звона будильника. Вспомнила сон. Сердце защемило. «Выкинь это из головы», — посоветовала я себе всё то же в тысячный, наверное, раз. Скинула одеяло и пошлёпала на кухню, с которой почему-то сильно тянуло дымом. И замерла в дверях. За столом, в куртке и ботинках, сидел Лёшка.
— Ты же не забирала ключи, — кивнул он на валявшуюся на столе связку.
«Он от меня ушёл, он меня бросил», — напомнила я себе.
«Только не разревись и не бросайся ему на шею», — это уже жалобная скульба.
Я гордо повернулась с намереньем вернуться в спальню, а уже оттуда крикнуть, чтоб он убирался ко всем чертям. Но внезапно изменила траекторию. В кармане куртки не нашлось ничего, кроме маленькой какой-то бумажки. Я вытащила её. Это был свёрнутый кульком магазинный чек. Внутри коряво написанные четыре слова: «Лиза, не будь дурой». Я убрала чек обратно и вернулась на кухню. В голове теснились слова, которые всегда там были. И я, наконец, их сказала.
Comments are closed, but trackbacks and pingbacks are open.