Купил я сим-карту. Карта как карта, синенькая. И телефон купил. Чёрненький. Потому что для такой карты специальный телефон нужен. Чтобы черненький – это не обязательно, а чтобы производителя того же, что карточку выпустил – это условие непременное. Купил, значит. И радуюсь. Потому что тариф у меня теперь интересный, прям всё почти бесплатно получается. Новый номер всем друзьям раздал и развесил по всему Интернету. Номер к тому же семизначный, не какой-то там… Да.
Радуюсь, пользуюсь карточкой и телефоном, с друзьями беседы долгие веду. Раньше я, к примеру, так только, если по важному делу, звонил. А теперь чуть что – тянет с друзьями поделиться, что в магазине продают или что по ящику показывают. Ну, думаю, не прогадал я. У меня теперь общение без границ получилось. Играю, так сказать, главную роль. Это девиз такой у моего нового оператора. «Играй, — говорит, — собака, главную роль!» Играю.
Дня два порадовался, поигрался, звонит мне кто-то на новый мой семизначный номер.
— Алло, — говорю. Тон важный у меня, как положено владельцу синей карты.
А там мужик какой-то неизвестный.
— Это, — говорит, — техподдержка или как?
— Нет, — говорю. — Это вы, уважаемый, маху дали. Номер этот — личная моя собственность. К технике отношения не имеет.
Повесил он трубку. И я повесил.
Часа два проходит, снова звонок. Девушка звонит, молоденькая, и голосишко такой жалостливый.
— Скажите, — говорит, – что же мне делать? Нет Интернета и нет, вторые сутки пошли.
— Тут, — говорю, – я вам помочь не могу. И вообще, мне довольно странно, что вы ко мне с такими вопросами обращаетесь.
— Ну как же, — говорит, – раз ваш номер написан, так к кому же мне обращаться?
— Я, — говорю, — милая, объявлений со своим номером на столбах не развешивал, так что вы что-то напутали. Всего вам доброго.
Отбой нажал и задумался. Пока думал, снова звонок. Опять страждущий звонит. Со своим отдельным горем.
— Не могу,- говорит, — баланс пополнить, хоть ты плачь. И Интернета нету, соответственно. Предоставьте кредит за ради Христа. Я вам сейчас номерок квитанции продиктую.
Жалко парня стало.
— Диктуйте, — говорю, — ваш квиточек.
А сам думаю – он сейчас, наверное, другому кому-нибудь позвонит, пусть тот с ним и разбирается. Всё равно я только моральную поддержку могу оказать.
Но утомляет меня уже это всё потихоньку. Надо, думаю, разобраться. Звоню в магазин, где симку покупал.
— Что ж вы, — говорю, — собаки, делаете? На кой ляд вы мне чужой номер продали?
— Нет, — говорят. – Не выдумывайте, уважаемый. Номер ваш вполне оригинальный, нигде не засвеченный.
— Как же, — говорю, – когда ко мне со всякими слёзными просьбами звонят. А я, имейте в виду, помочь не могу, не хватает подкованности.
— Ничего, — говорят, – не знаем. У вас если претензий накопилось, так вы звоните оператору. Это он нам карточки привозит, а мы за что купили, за то и продаём, не считая комиссионного сбора.
Ладно, думаю, и правда. Всё ж таки не тухлую колбасу они мне продали. Запечатанная была картоночка с симкой, так может, они и не виноваты. Надо и правда оператору звонить. Звоню, значит.
— Так и так, — говорю. – Получается, что мой номер с каким-то другим спутанный. Звонят мне со всякими странными вопросами.
— Этот, говорят, номер, вовсе и не вам принадлежит, не придумывайте. А является его полноправным владельцем такой-то Телеком. Фирма такая, если вы не в курсе. Уж года два как.
Ну, думаю, надо в Телеком звонить. Авось там люди порядочные, чем-нибудь да помогут. Звоню.
Там мне девушка отвечает. Долго меня туда-сюда перенаправляла, никак не могла взять в толк, к кому с таким вопросом меня определить. Полчаса футболила. Наконец, пристроила-таки меня кому-то.
У меня, надо сказать, к тому моменту несколько нервишки расшатались уже. Потому как толку мне никак не добиться, а между этими тремя звонками у меня сплошняком вызовы идут, и догадываюсь, что от страждущих, только сбрасывать успеваю. Расшатались нервишки, да. То есть я даже несколько осатанел уже.
Поэтому как только мне ответили-таки, я в лоб спрашиваю:
— Ваш такой-то номер? – К стенке, думаю, вас сейчас прижму. Не отвертитесь.
А мне то ли мальчик, то ли девочка отвечает. Лениво так, знаете, даже с зевотой.
— Наш, говорит. Как же не наш, он и на карточках оплаты у нас прописан, чтоб сразу клиенты наши дорогие знали, у кого помощи попросить в случае чего.
— Как же? — говорю, — Когда я этот номер купил по-честному, за кровные свои рубли.
— Это, — говорят, – проблемы не наши, мы такой мелочью не занимаемся. Карточек, говорит, выпущено всего что-то вроде как миллион или около того. Вы подождите, они кончатся года через два, да и будете жить спокойно и радоваться. Нам-то номер этот давно не нужен, вот только карточек навыпускали, самим обидно.
— Что ж это, — говорю. – Как же мне два года ещё терпеть? А кроме того, меня же совесть мучает. Мне люди звонят, как господу Богу, можно сказать, надеются. А мне и сказать нечего.
— Это, — говорит, – ваши личные сложности. Вот, — говорит. – Мне тут подсказывают, что, оказывается, карточек на днях ещё миллион начали печатать с вашим телефоном. Нам денег, — говорит, — на дизайнера жалко, чтобы номер на них поменять. У нас дела есть поважнее.
И трубку повесил. Послал то есть меня.
Сижу думаю, что делать. А телефон звонит без остановки. Нет, думаю, так дело не пойдёт. Надо выше идти, к самому что ни на есть начальствующему элементу. Звоню снова в этот Телеком, будь он неладен.
— Соедините, — говорю, — мадам, меня с вашим директором, а то я за себя не отвечаю.
Ну, соединила, правда, безо всяких разговоров. Демократию демонстрируют, сволочи. Мол, нашему директору и самая мелкая сошка может позвонить, и ничего, не откажет, как отец родной с ней, сошкой, поговорит.
Ну, директор, правда, ничего. Выслушал меня от начала до конца. Вежливый. А потом, вежливо опять-таки, мне и говорит.
— А идите вы на фиг.
И трубку повесил.
Дальше сижу. Думаю. А звонки идут. Видать, сломалось что-то в этом самом Телекоме, остался народец без всемирной сети. И расстраивается, конечно, по этому поводу. И ко мне за помощью обращается, потому что больше некуда, раз на карточке мой телефон написан. Семизначный.
Несколько раз я ещё в Телеком звонил. Просил номер мой с карточек убрать. Но так и не убрали. «Выкусите, — говорят, — что напечатано, то напечатано, никакой возможности из продажи изъять нету». Где покупал, там и вовсе разговаривать не хотят. И оператор, собака, не реагирует. Зато узнал я, как этого телекомовского директора зовут. Писунов его фамилия, Анатолий Валерьяныч.
Вижу, никак мне с ними не справиться, даже от обиды чуть не выкинул эту самую симку к чёртовой бабушке. А потом думаю – нет, так дело не пойдёт. Всё ж таки хоть моральное удовлетворение получу. И стал получать.
К примеру, звонит мне страждущий, помощи просит.
— Не могу, — говорю, — вам помочь никак. Весь наш Телеком в дугу пьяный валяется, отмечаем день взятия бастилии.
— Как так? – кричит. – Как ваша фамилия, я жаловаться буду!
— Писунов я, — говорю. – Анатолий Валерьяныч, сторож местный, один только на ногах и стою с горем пополам.
А то так вот можно. Звонят, спрашивают, когда Интернет будет. А я им так с ленцой:
— А не будет, — говорю. — Кончился. Ваша, — говорю, — фамилия, как на грех, напомнила нашему директору девичью фамилию его тёщи, так он вас отключил, чтобы душу себе не бередить.
Так у меня фантазия, надо сказать, развиваться стала от всего этого. Столько ответов напридумывал, хоть записывай. И начальником кладбища представлялся, спрашивал, из какого склепа беспокоят, где со связью неполадки. И советовал свет во всём доме отключить, чтоб Интернет заработал. Получаю, в общем, моральное удовлетворение.
Устаю иногда. Выкинуть, думаю, симку эту к чёртовой бабушке. Так номера жалко. Семизначный всё-таки.
Comments are closed, but trackbacks and pingbacks are open.