Марина сидела на кухне, курила и смотрела в темное окно. Женька уже давным-давно должен быть дома. Задерживался. У него это вошло в привычку – задерживаться. На час, на два, на три, на десять…
Женька – капитан ПВО (противовоздушной обороны). Судя по количеству выпиваемого им спиртного, наше небо вовсе не «чистое». Приезжая в военный городок, молодые офицерские семьи еще полны иллюзий, амбиций и мечтаний. Проходит год, и становится безумно любопытно наблюдать за потрясающей деградацией чувств, стремлений. Проходит пять лет, и перед вами нервные, с потухшими глазами люди «средних лет». Ненавидящие и сам городок, и его обитателей, и затянутое серыми тучами небо, на которое, как назло, никто из «врагов» не «покушается».
Ежедневная скука рождает дикие забавы в среде тех, кого раньше называли «людьми чести» и «голубыми князьями». Офицеры начинают устраивать всевозможные «конкурсы» и «викторины». Например, берется тарелка. В нее крошится черный хлеб. Потом заливается бутылка водки, и кто-то, уверенный в своих силах, эту «кашку» выхлебывает ложкой. После действа он должен пройти по коридору до конца по белой линии. Победил – получаешь ящик шампанского. Многолетним чемпионом является Женька, муж Марины. Он обычно проходит до конца, а потом падает без чувств на дощатый пол. Солдатики укладывают товарища капитана в каптерочку, где он и отсыпается после достигнутого им «рекорда»…
Женька красив. Каждодневное вечернее питие не разрушило еще его организм, не сделало лицо испито-синюшным, как у некоторых полковников в части, не подарило еще синих прожилок и не отбило желания каждое утро гладить себе брюки. Но дело за малым – за временем. Пройдут годы, и Женька станет таким же, как сотни тысяч офицеров украинской армии. Если не уйдет в запас, не возьмется за голову, не встряхнет ею, подняв на поверхность из глубин бытия свои мечты, которыми они вместе с Мариной жили много лет назад, когда она влюбилась в паренька с соседнего двора. И он, паренек этот, крал цветы с клумб возле районо, рискуя быть пойманным и сурово наказанным…
Женька пришел к часу ночи. Он был на удивление трезв и странно возбужден.
— Что сегодня? – не поворачивая головы, спросила Марина.
— Да так… — неопределенно пробурчал муж и отправился в ванную.
И вдруг Марина уловила нечто… Она встрепенулась, едва не пришедший сон как рукой сняло. Марина подошла к двери ванной и дернула за ручку. Закрыто.
— Женя!
— Что ты хочешь?! Я душ принимаю…
Марина опустилась на стул в коридоре. То, что она уловила, было ново и необычно. Особенно здесь, в этом Богом забытом месте. Конечно, может быть все, что угодно. Но душа женщины – механизм совершенный, тонко чувствующий всевозможные нюансы, которые невозможно уловить порой и с помощью микроскопа. Запах. Не перегар, не керосин самолетный. Духи. Тонкий запах несомненно дорогих женских духов. Взъерошенная голова Женьки показалась из дверного проема. Марина смотрела ему прямо в глаза:
— Что это значит? От тебя духами пахнет…
Женька прошел на кухню, вытирая шею полотенцем. Заглянул в кастрюлю, отпил пару глотков из чайника.
— Я не понимаю недосказанностей, я тебя предупреждал не раз, по-моему. Хочешь спросить о чем-то – спрашивай.
— Ты был с женщиной?– спросила Марина.
Женька смотрел на нее, и в голове его проносились возможные ответы и возможные последствия этих ответов. Ему вдруг стало интересно. А что будет? Чем мне это грозит? Судьба забросила меня и так дальше некуда. Сижу здесь, спиваюсь. Типа Родине служу. Родина давно на меня положила, родителей не видел уже с год. Живут-выживают на пенсии свои мизерные.
Маринка… Кто она мне? Жена? Потому что так нужно – чтобы была жена? Мол, у мужчины должна быть жена. А люблю ли я ее? Или привык? Когда-то мы друг без друга и часа не могли прожить. А сейчас? Я ведь вижу ее пару часов в сутки. Ведь я с приятелями намного охотнее время проведу, чем с нею. А она красива по-прежнему. Но красота ее меня уже не возбуждает так, как раньше. Нет того холодка внизу живота. Нет желания страстного, всепоглощающего. Оно, вернее, есть. Желание это. Но не к ней. А к тем, с кем он ошивается уже с год. Что если выдать ей сейчас все? Да и неужели она сама не знает?
— Новенькая приехала, — ответил Женька. Смотрел прямо, очень внимательно. Ему была интересна ее реакция.
— Новенькая? — переспросила Марина.
— Ну. Новенькая, — подтвердил муж.
— Я не понимаю, Женя…
Он смотрел на нее, и мысль алмазной пулей влетела в черепную коробку, разбрызгав слизь порочных серых мозгов. Она не знает!!! Он думал, что ведет себя настолько явно, что изменяет настолько открыто, что не увидеть этого попросту невозможно! Она не видела. Не знала того, что знал весь военный городок. Пропускала мимо ушей полунамеки и ухмылки жен офицерских.
— Ты меня пугаешь, Женя! – Марина готова была расплакаться. Она не понимала его тона, его холодные глаза пугали ее.
Женька испугался. Ему стало противно самое его существование. Его руки, ноги, лицо. Он готов был отправить сам себя в нокаут, выколоть себе глаза или выпрыгнуть с балкона. Женька хотел закричать в лицо жене о том, что нельзя быть такой слепой. Нельзя так безоговорочно верить ублюдкам, таким, как он. Нельзя быть такой тряпкой…
— Ты плачешь? Да что с тобой??? – Марина обняла мужа. Он отстранился.
— Все… Все, Мариша… Я сам не знаю, что со мной. Так, накатило вдруг. Вся эта жизнь наша собачья, весь этот мир…
Он отвернулся от нее. Он не мог видеть ее лица, ее озабоченных глаз. Он ощущал себя самым последним человеком на земле. Женька давал себе клятвы пойти завтра к полковнику, написать рапорт, увезти женщину, которая так безоговорочно его любит. Увезти… Куда? Да куда глаза глядят. Они молоды еще, они смогут пробиться в этой жизни…
…С такими мыслями Женька уснул, обнимаемый своею женой. Он знал, что завтра будет то же, что и вчера. И позавчера. То же, что будет и послезавтра…
…Марина прижималась к самому родному, что было у нее в жизни. Уткнувшись в плечо, тихо плакала. Она позволяла себе это только ночью, когда сознание ее висело на тонкой ниточке между бодрствованием и сном. Когда внутри ее что-то шептало, обдавая все внутри холодным дыханием. Шептало о том, что все кончено. Что любви нет больше. Что глупо пытаться склеить то, что разбито на миллион микроскопических осколков…
Comments are closed, but trackbacks and pingbacks are open.