— А хочешь, я тебе челюсть сломаю? – Миша держал в одной руке монтировку, постукивал ею по ладони второй руки. Посмеивался, поплевывал сквозь зубы.
— Я ни при чем! Я ее не трогал! Она сама…
Миша сделал выпад. Легонько, как бы шутя. «Профессор» согнулся, закашлялся. Его вырвало.
— А сейчас я тебя, гниду, заставлю все сожрать, что ты здесь наблевал, — Миша начал злиться.
До этого он был в отличном расположении духа. И то, что этот очкарик поломал фрезу, не играло абсолютно никакой роли. Вон их сколько – железяк этих! Но блевать в цеху! Это, он, козел, зря…
…Миша – большой человек. Он старший мастер на заводе. Его боятся подчиненные, его ненавидят рабочие. Заместитель директора, задавая Мише вопрос, смотрит почтительно ему в рот, ожидая ответа. Смотрит снизу вверх, ждет. А Миша отвечает неторопливо, взвешивая каждое слово. Он поступает так намеренно. Он уверен, что его изречений так и надо ожидать – почтительно, затаив дыхание. Каждое слово Миши – на вес золота.
Миша с ума сходит от ощущения своей власти, от того, что он может вот так вот, запросто дать кому-то под дых, высморкаться в чью-то рубашку, вытереть ноги об кого-нибудь. Иногда он смотрит телевизор на работе. Ему очень нравятся фильмы про концлагеря и фашистов. Миша мечтательно представляет себя на месте очередного киношного душегуба, и он очень жалеет, что не может убить кого-нибудь прямо на рабочем месте. Подчиненные думают, что у Миши не все в порядке с мозгами. Они пораскрывали бы рты и попадали бы в обморок от удивления, если смогли бы увидеть Мишу вне стен завода…
…Тихая улочка на окраине города, однотипные «хрущевки», узенькие дворики, утопающие в зелени. Миша идет домой. Чем ближе он к своему парадному, тем медленнее его поступь. Он останавливается у каждого столба, читая глупейшие объявления типа «сниму порчу», он разглядывает припарковавшиеся у обочин дорог машины. От неизбежного никуда не деться, и вот Миша уже перед своим домом. Поднимает глаза, видит окна второго этажа. На балконе стоит человек. Женщина. Смотрит в его сторону, прищурившись. Резко развернувшись, уходит с балкона. Миша ищет спасательные фигуры под парадным. Соседей, которые могли бы чуть-чуть задержать, отодвинуть неизбежное. Отдалить своими вопросами «за жизнь» то, что уже катится на него со скоростью снежной лавины. Под парадным пусто. Сегодня футбол. Миша — страстный болельщик, но он не смотрел матчей уже давно. Он матчи слушает по радио. Говорят, в пятидесятые годы это было нормальным явлением – слушать передачи с футбольных полей по радио. Сейчас такое нормальным не считается. Но Миша давно перестал ощущать мир, в котором живет, нормальным…
…Он открывает дверь своим ключом, тихонько, чтобы не задеть ничего в коридоре своим массивным телом, продвигается к вешалке.
— Ты на мой туфель наступил!
Миша вжимает голову в плечи. Его прошибает холодный пот от звука этого голоса. Он так старался ничего не задеть…
— Придурок ты какой-то! – добавляет голос, — все тупее и тупее день ото дня…
…Если бы сейчас у Миши спросили: «Что ты нашел в Тамаре?» — он не нашелся бы что ответить.
Тогда, двадцать лет назад, она казалась ему красивой. Сейчас, рассматривая фотографии тех дней, он отлично видел очевидное – она вовсе не была красавицей и в двадцать. А теперь-то уж и подавно… Второй подбородок появился спустя год после свадьбы, когда Тамара ходила беременная Юлькой. Юля родилась, все были счастливы. Счастье сменилось буднями, двойной подбородок сменился тройным. Мише даже поначалу импонировала роль «подчиненного», о чем он частенько говаривал и Тамаре. Ты моя Царица Тамара, «приказывай, все исполню», и в таком духе. Жене командовать нравилось. Со временем, когда он спохватился, было уже поздно. Царица Тамара плотно втиснула необъятное седалище в трон, и вытянуть ее оттуда не смогли бы и десять Миш…
— Есть иди, — бросила жена холодно.
Миша прошел на кухню, сел за стол.
— Ты посмотри на свои руки, — тихо, скривив на лице гримасу отвращения, прошипела Тамара.
Миша посмотрел:
— А что, руки как руки…
— Ты, быдло, иди мойся!
— Так ведь ты меня кушать позвала, — не понял Миша.
— Ну, все… С таким кретином жизнь связать… — Тамара делает вид, что ей жарко.
Обмахивает необъятное тело полотенцем. В масштабе ее габаритов полотенце смотрится носовым платком.
Миша покорно идет мыть руки. Смотрится на себя в зеркало. «Я ведь мужик! По столу хряснул бы, пару раз гаркнул бы…» Он разогревает себя, готовясь к контрнаступлению. Выходит из ванной:
— Слушай, меня достало уже!..
— Что-о?! – перебивает его жена, — что ты там бормочешь? Что тебя достало? – последнее слово с нескрываемым злым сарказмом.
— Это… — Миша теряется, — да, я это… На работе, говорю, — он похож на шарик, из которого выпустили воздух.
— А-а-а… — протягивает жена, смерив «благоверного» презрительным взглядом. Уходит в комнату.
Миша торопливо проглатывает ужин, осторожно, внимательно глядя под ноги, подходит к дверному проему:
— Тамара… Это… Я машину посмотрю, а?
Молчание.
— Тамара… — вновь начинает Миша.
— Да иди уже! Как ты меня достал… — Тамара смотрит «Вокруг света».
Миша тенью выскальзывает за дверь. У него под мышкой газета, в кармане – сигареты. Все, он счастлив на целых два часа. Если повезет – на три. О том, чтобы смотреть футбол, нечего и заикаться. Мише казалось иногда, что Тамара специально отдала второй телевизор своим родителям. Чтобы мучить его, заядлого болельщика, и этим. Несколько раз он хотел ее убить. Пару раз даже консультировался по этому поводу с сослуживцами. Представлял все так, как будто это его соседа жена достала. О том, что такое можно творить с Мишей, никто на работе и помыслить не посмел бы.
Автомобиль, если можно так назвать «Запорожец», стоящий под окнами, прямо напротив балкона Мишиной квартиры, служил мишенью для обстрелов из рогаток. В него любили швырять огрызки с балконов, детишки часто засовывали в выхлопную трубу камни и всевозможный мусор. По сути, «смотреть» там нечего. Это Миша так сказал, чтобы хоть что-то сказать. Тамара прекрасно знает, чем занимается Миша в автомобиле вечерами. Он слушает радио. Читает газеты. Он счастлив в своей «маленькой квартирке». Здесь никто на него не орет, не называет его обидными словами. Миша расслабляется…
— Миша!
Он подпрыгивает, больно ударившись головой о крышу. В чем дело? Что – уже? Миша смотрит на часы. Он провел в «Запорожце» два часа. Пора домой. Он с удовольствием остался бы здесь на ночь, но спорить с Тамарой бесполезно. «Ничего. Когда-нибудь я ее уломаю. И буду в нем ночевать!» — у Миши даже чуточку поднимается настроение от столь приятных мыслей. Он идет домой, посвистывая…
… — Так что? Сломать тебе челюсть, урод?
Следующий день. Цех. Миша смотрит на «профессора» с ненавистью. Тот сломал очередную фрезу, и Миша готов убить его. И ему кажется, что он имеет на это полное право. Ведь он большой человек. Уважаемый человек. К его мнению прислушиваются. Перед ним заискивают. Его боятся…
Comments are closed, but trackbacks and pingbacks are open.