Соня нажала на звонок возле двери Агнюшиной квартиры и затаила дыхание. Дверь моментально распахнулась, и Соня поняла, что лицо женщины, стоявшей перед ней, она узнала бы из тысячи, нет, даже из миллиона разных лиц. Агнюша была необычайно похожа на бабушку Веру: те же карие крупные глаза, красивые губы и нос немножко картофелиной. Но в то же время она очень отличалась от бабушки, как отличается цветная картинка от такой же, но черно-белой.
— Тётя Агнюша…
— Сонечка, детка, проходи! – Агнюша лёгким порывистым движением обняла Соню и завела в квартиру. – Ну, полно, девочка, не надо плакать. Ты такая стала взрослая, а я помню тебя малышкой.
Соня сама удивлялась своим слезам. Может быть, с ними выходило всё напряжение нескольких дней ожидания сегодняшней встречи с Агнюшей, а может, радость от того, что закончились годы одинокой, бессемейной жизни после бабушкиной смерти.
От Агнюши исходила волна тёплой благожелательности. Тетя гладила Соню по голове, как маленькую, что-то приговаривала, словно убаюкивая, и Соне вдруг стало спокойно и радостно, как в детстве, когда она вместе с бабушкой приходила в гости к Агнюше, забиралась за стол и запивала вкуснейшее печенье горячим сладким чаем.
— Тётя Агнюша, как я рада вас видеть! – наконец-то Соня смогла спокойно говорить, не боясь расплакаться.
— И я очень рада, Сонечка, только давай сразу договоримся.
— О чём? – вдруг опять испугалась Соня.
— О том, что ты будешь обращаться ко мне на «ты» и без «тёти»! – заявила Агнюша. – Ведь мы же с тобой подруги, правда?
— Ничего себе, подруги! – засмеялась Соня. – Вы, то есть ты, то есть тебе…
— Ну, детка, не бойся, договаривай то, что хотела мне сказать: тебе небось сто лет?
— Нет, конечно, не сто, а правда, сколько на самом деле?
— Семьдесят девять. Но я совсем не чувствую этих лет. Всё думаю, что мне чуть за сорок.
Агнюша казалась Соне такой же, какой запомнилась в детстве: тоненькой и даже гибкой. Не сморщенно-сушёной, как выцветшие и выгоревшие бабульки у подъезда, а свежей и стройной. Ну прямо как инструкторша в дорогом фитнес-клубе.
Соня тоже всегда была худенькой. Это у нас семейное, с гордостью думала она, не прикладывая никаких усилий к тому, чтобы оставаться в сорок четвёртом размере. Она могла позволить себе есть жареную картошку со свининой, или пироги с палтусом, или торт в любой час суток, и даже на ночь.
Агнюша быстро и как-то весело накрывала на стол. Она выудила из холодильника запечатанную высокую бутылку золотистого вина с диковинным названием на огромной переливчатой наклейке, сноровисто порезала красной рыбки, открыла банку маринованных мидий. В большой сковородке под крышкой томилось мясо, приправленное ароматными неведомыми специями.
— Давай отметим нашу с тобой встречу, девочка! Я тут немного приготовила, на свой вкус, ведь я же не знаю, что ты любишь. В детстве ты признавала лишь шоколад. Бокалов, правда, нет. Пить будем из стаканов.
— За встречу, Агнюша! – чокнувшиеся стеклянные стаканы отозвались глухим стуком вместо парадного хрустального звона, но это нисколько не убавило Сониного праздничного настроения. – Спасибо тебе! – неожиданно даже для себя сказала Соня.
— Да пока вроде ещё не за что благодарить! – смеялась Агнюша. – Эй, детка, ты вроде только пригубила вина, а уже будто опьянела. Давай, подруга, налегай на закуски. Сейчас я ещё тебе мяска положу…
— Да я ем, Агнюша, не хлопочи. Посмотри, у самой тарелка почти пустая.
— Это я всё не могу отвыкнуть считать калории и следить за фигурой. Сейчас мне уже можно есть что угодно и сколько угодно. А раньше я всегда берегла фигуру. Я у Донцовой вычитала рецепт замечательной диеты. Ты любишь Донцову?
— Да, я купила её «Кулинарную книгу лентяйки».
— К чёрту кулинарную книгу! Рецепт взят мной из её детективного романа: французская диета. Утром секс и кекс, днём кекс и секс, вечером только секс. Если не поможет, отменить кекс. Здорово, правда?
— Да уж… — слышать разговоры женщины под восемьдесят про секс, особенно сестры её бабушки, казалось Соне верхом какого-то богохульства, как будто рассматривать картинки в «Камасутре», на которых у обнажённой женщины нарисован лик божьей матери, да ещё и с нимбом над головой.
— Сонь, ну что ты, в самом деле, как маленькая! – продолжала веселиться Агнюша. – Я же пошутила. Твоя бабушка тоже всегда осуждала мои шуточки. Да и вообще меня всю, от лакированных ногтей до шёлкового белья.
— Агнюша, я всегда не понимала, почему бабушка Вера недолюбливала тебя. Она держала тебя за урода, без которого не обходится ни одна семья, хотя мне ты всегда казалась самой красивой и доброй.
— Спасибо, детка. Почему недолюбливала? Потому что не всегда понимала, была совсем другой. Люди часто ругают и не любят тех, кто не похож на них. Вера была прямолинейна, принципиальна. Она была хорошая, честная, но максималистка. Для неё не существовали оттенки, полутона, силуэты и разводы. Она различала только два цвета: белое и чёрное. – Агнюша задумчиво замолчала и посмотрела на Соню знакомыми и любимыми с детства бабушкиными глазами. – Почему недолюбливала? – снова повторила она. – Вере не нравилась моя профессия.
— А какая у тебя профессия? – недоумённо спросила Соня. – И разве какая-то профессия может быть причиной размолвки между родными сёстрами? Ты же не охранницей на зоне работала?
— Нет, не охранницей. Я работала женой. Любимой женщиной. Твоя бабушка называла меня «дамой с камелиями».
— Ты была содержанкой? – обалдело спросила Соня. В ней вдруг подняло голову её октябрятско-пионерско-комсомольское прошлое вкупе с дипломом ленинградского института, помноженное на бабушкино старосветское воспитание.
— Фу, детка, теперь я точно вижу, что ты настоящая внучка своей бабушки. Ты ещё скажи: проституткой.
— Ну что ты, Агнюша, я же не хотела тебя обидеть…
— Да ты и не обидела, — рассмеялась Агнюша. – Это не ремесло, а искусство – быть женой или любимой женщиной. Этому никто и никогда не научит. Это божий дар. Ну и чуть-чуть бесовский промысел. Я всегда относилась к браку, как к работе. Ведь служить и хранить верность можно не только делу или идее, но и человеку.
— Как? – изумилась Соня, привыкшая считать почти синонимами слова «любовь» и «замужество», но никак не «замужество» и «работа».
— Ну, представь себе. Ты можешь быть и не влюблена в свою специальность, и в своего зав. отделом, или главбуха, кто там у тебя? Ты просто честно выполняешь свои обязанности и получаешь за это деньги. Не опаздываешь, вовремя сдаёшь отчёты, сохраняешь коммерческую тайну – и в итоге получаешь от этого определённое удовольствие, когда дело хорошо поставлено, и всё идёт как по рельсам, ведь правда? Так и в замужестве.
Да, я не всегда бывала влюблена в своих мужей. Но я всегда была честна с ними, помогала им, ухаживала и никогда — заметь, никогда! – не обсуждала их недостатки и промахи с кем-то другим. Ведь что такое измена? – вдруг спросила Агнюша? – В широком смысле, не только супружеская, а вообще? Изменить – значит поделиться какой-то тайной информацией, раскрыть чужой секрет и этим нанести вред. Как измена Родине.
А я никогда не изменяла своим мужьям. Их секреты умрут вместе со мной. Но есть одно условие, чтобы всегда быть счастливой, — хитро улыбнулась Агнюша. – Самое главное – никого из мужчин не пускать в своё сердце. Куда угодно – в постель, в кошелёк, в голову. Но не в сердце. Это чтобы никогда из-за них не страдать.
— Как? – Агнюшины истины были полным противоречием тому, чему учили в школе, о чём говорила бабушка Вера и даже что было написано в любимых с детства книгах.
— Поверь мне, детка, так и вправду легче. Любовь хороша лишь в книгах и в кино. В жизни она оборачивается другой своей, непарадной стороной. Любовь – это зависимость, страх потери и разочарования.
Уж какой-какой, а зависимой и разочарованной Агнюшу представить себе было нельзя. Какой угодно, но не такой.
— Старайся жить легче. Я легко строила отношения с людьми, быстро сходилась и безболезненно расставалась. Это не самый страшный грех. Страшнее прикипеть к человеку намертво, так, что потом, расставаясь с ним, оторвать вместе со всеми привязанностями к нему большой кусок своего сердца и больше никогда не стать собой прежней. Порванные сердца не восстанавливаются так же, как и потраченные нервные клетки.
Живи весело, девочка. Не возводи всё в степень, не ищи во всём смысл. Радуйся самой жизни, а не думай о каких-то вечных истинах. Будь честной с собой и с другими.
Когда бутылка сухого вина была окончательно допита, Соня набралась смелости и спросила Агнюшу:
— Скажи, а что же такое случилось, что бабушка Вера и вовсе перестала с тобой видеться? Честно говоря, я думала, что ты умерла.
— Для Веры, видимо, так было бы лучше. Я вышла замуж за человека, который собирался эмигрировать, и потом вместе с ним уехала за границу.
— В Израиль? – почему-то шёпотом уточнила Соня.
— Почему в Израиль? Нет, в Канаду. Туда раньше уже переехала вся его семья.
— А что сейчас с ним? Он умер?
— Нет, слава Богу, детка, он жив и здоров.
— Тогда почему… нет, тогда зачем…
— Ты хочешь спросить, зачем я приехала? Столько лет ни весточки, и тут нате вам!
— Ну что ты, Агнюша! Это твоя квартира, и ты можешь жить в ней, когда захочешь.
— Кстати, о квартире! Ведь я приехала в том числе и из-за неё. Ну, конечно, в Россию вернулась не только из-за квартиры. Мы с Владимиром – так зовут моего мужа – прилетели, чтобы помочь его племяннику в Ленинграде, то есть в Петербурге, уладить все дела с наследством: квартира, дача под Выборгом, и всё такое. И вдруг я решила, что тоже могу завещать свою квартиру родственникам. Тебе, Соня.
Я не очень-то в курсе ваших законов, но ленинградский адвокат Владимира обещал всё сделать в лучшем виде. Много лет, пока я жила в Канаде, здесь жили разные люди, а я получала что-то вроде арендной платы через адвоката.
Агнюша говорила и говорила дальше о квартире, но Соня уцепилась лишь за одну мысль, понятую ей из всех сказанных Агнюшей слов: она прилетела из Канады только на время и скоро снова вернётся туда. И Соня снова потеряет свою тётку и останется одна.
— …или даже подарить! Да, лучше подарить. Сонечка, я подпишу дарственную, и ты сможешь сама распоряжаться квартирой, жить в ней или продать её. Что с тобой детка? – удивлённо спросила Агнюша, вглядываясь в расстроенное Сонино лицо.
— Всё в порядке, Агнюша. Просто мне на минутку показалось, что ты вернулась навсегда, и с тобой вернулось то время, когда была жива бабушка, когда я знала, что у меня есть семья, пусть маленькая, состоящая только из бабушки и тёти, но семья. Я вдруг почувствовала себя такой счастливой, каким человек бывает только в детстве.
— А когда умерла Вера? – вдруг спросила Агнюша.
— Почти восемь лет назад.
— Сонечка, прости меня, старую дуру. Я, наверное, очень виновата перед тобой. Когда Вера отвернулась от меня из-за брака с Владимиром, «проклятым капиталистом», я сильно обиделась на неё и постаралась забыть. А так получилось, что и тебя забыла вместе с ней.
— А он капиталист?
— Нет, что ты! Сейчас он такой же пенсионер, как и я. А раньше он был музыкантом, работал в оркестре Кировского театра в Ленинграде. Я и не думала, что проживу с ним вместе столько лет! Он замечательный человек. Немного старомодный, чуточку зануда, но добрый и надёжный. Ты обязательно должна с ним познакомиться! Знаешь, давай сделаем так: сначала решим вопрос с этой квартирой, чтобы она по документам стала твоей, а потом уже, вернувшись домой, я буду решать вопросы с визой, приглашениями, билетами и всем тем, что ещё положено.
Знаешь, детка, я очень рада нашему воссоединению, как бы пафосно это ни звучало. Даже если бы я не могла ничего предложить тебе в качестве своего наследства, я бы всё равно приехала в Россию перед смертью, чтобы заново познакомиться с тобой.
Соне вдруг показалось, что её сознание как бы разделилось пополам. Одна половина, любящая и счастливая, слушала Агнюшу и даже что-то умудрялась ей отвечать, а вторая половина, трезвая и рассудительная, смотрела на всё со стороны и выносила свой вердикт: этого не может быть. Так не бывает, упрямо твердила та половина, чтобы столько счастья сразу досталось одному человеку: и тётя, и её внимание, и подарок, и приглашение в гости.
Соня старалась вспомнить, как обычно в книгах или в фильмах герои удостоверялись в реальности происходящего — вроде бы щипали себя. А за какое место щипали? А если она сейчас себя ущипнёт, и видение исчезнет, это хорошо или плохо? Нет, Соня решила ни за что не щипаться, даже если это сон, то пусть он продлится как можно дольше.
— …данные твоего паспорта. Или не надо? В любом случае я в понедельник всё узнаю и сообщу тебе, — оказалось, Агнюша уже разрабатывала реальный план переоформления недвижимости на Соню. – Запиши, детка, мне все свои телефоны.
— Агнюш, скажи, а ты своими мужьями всегда командовала?
— Командовала? – засмеялась Агнюша. – Нет, не командовала. Но руководила, это точно. Мужчина – существо ведомое. Да, он сильный и смелый, но не всегда знает, как лучше применить свою силу и смелость. Как индийский боевой слон! И ему всегда нужна ловкая, опытная и умелая погонщица.
— Такая, как ты?
— Да, как я. Или как ты, какая разница. Такая, которая сумеет мужчине помочь сконцентрировать свою силу и направить её по нужному пути. Мужчина–одиночка ничего не сможет. Посмотри: за каждым успешным мужчиной стоит умная и волевая женщина. Завтра воскресенье, ты ведь не работаешь, и я приду к тебе в гости! – неожиданно завершила свою тираду Агнюша. – Ты ведь не против?
— Господи, Агнюша, нет, конечно! Я буду очень рада, ты же никогда не была у меня, то есть у нас с бабушкой.
— Ну, вот и договорились. А сейчас я вызову тебе такси, поезжай домой, успокойся, отдохни, выспись, а завтра на свежую голову мы дорешаем то, что не успели сегодня.
На прощание Агнюша поцеловала Соню в обе щёки и перекрестила.
— Спокойной ночи, детка. И до завтра.
Соня, вернувшись домой, долго не могла прийти в себя. Она побродила по комнатам, дважды полила цветы, поплескала себе в лицо ледяной водой и прилегла на диван, стараясь как-то проанализировать прожитый день и привести мысли в порядок. Да так и уснула, переполненная впечатлениями и переживаниями. Ей приснилась бабушка с распущенными седыми волосами, она стояла у печки и улыбалась Соне какой-то незнакомой виноватой улыбкой. Потом звучала музыка, и высокий женский голос выводил странную песню, как в индийских фильмах про любовь, и по полю шли слоны в ярких попонах, украшенных кистями, а Агнюша в белом спортивном костюме обнимала Соню и рассказывала ей рецепт рыбной солянки.
Дни, остававшиеся до Агнюшиного отъезда, Соня жила так, как будто смотрела какой-то захватывающий фильм, жанр которого определить невозможно. Эти дни мелькали со скоростью менявшихся на экране кадров. Раз – и Соня вместе с Агнюшей собирают вещи и перевозят их на Борисоглебскую. Два – и Соня держит в руках документы, в которых она заявлена как единственная собственница Агнюшиной квартиры. Три – и Агнюша смотрит на Соню сквозь оконное стекло в вагоне вечернего питерского поезда, показывает ей язык и корчит смешные рожицы вместо того, чтобы махать рукой на прощание и утирать слезинки батистовым носовым платочком, как подобает приличной пожилой даме.
Несколько недель, необходимые для оформления загранпаспорта, приглашения, гостевой визы и прочих важных бумаг, пролетели мгновенно, и Соня даже не заметила, как успела расцвести весна. Она упаковывала вещи, собираясь к Агнюше в Канаду, счастливая тем, что у неё вновь была семья. Большая сумка была почти уложена, на столе, на самом виду лежали все необходимые документы в прозрачном файле, а по квартире бродил тёплый ветер, играя с занавесками, на которых переливались и горели разноцветными огнями яркие павлиньи перья.
Comments are closed, but trackbacks and pingbacks are open.