Потеря бизнеса, любимого и смерть друга оказались слишком тяжелым испытанием для 29-летней Елены — она впала в депрессию. Но у этой реальной истории трогательный и счастливый конец.
«Пошел восьмой месяц моей жизни на антидепрессантах. Сейчас я нахожусь в процессе «слезания» с препаратов, что, как оказалось, является совсем нелегким занятием: слезать нужно очень постепенно, если бросить резко – начинаются самые настоящие ломки с болями, бессонницей, ухудшением депрессии, полуобморочными состояниями… Но начну с начала –
Как я во все это вляпалась
…Началось все прошлой осенью – экономика перестала быть хоть сколько-то стабильной, потом, в декабре, скакнул доллар – и мой бизнес накрылся, а я осталась с большими долгами. Не сказать, чтобы бизнес был очень процветающим, однако я занималась любимым делом, и это приносило мне постоянный доход. Как раз незадолго до кризиса я взяла в долг некоторую сумму, которая пошла на его раскрутку. Но… клиентов не было (кризис!), деньги, как выяснилось, просто были потрачены впустую. Короче, прогорела так прогорела. А сколько денег, сколько стараний было вложено!
Тот ноябрь и декабрь были просто настоящей черной полосой. Что ни день – то новая «радость»! Я уже ловила себя на мысли, что боюсь каждого нового звонка, каждого нового письма в электронной почте – все это сулило возможные неприятности. Кроме неприятностей на работе, все навалилось сразу: мы крупно поссорились с любимым, погиб давнишний друг, пришлось в срочном порядке искать новую съемную квартиру…
…Даже не помню, когда со мной стали происходить какие-то странные вещи. Началось с того, что я могла часами сидеть на одном месте, смотреть в никуда, словно пропадая куда-то. Бывало, что, просто идя по улице или находясь в транспорте, вдруг как будто «вылетала» из жизни, теряя ориентацию во времени, а потом замечала, что прошло 15-20 минут. Постоянно возникало какое-то ощущение нереальности происходящего, будто все, что происходит – сон.
Потом стало хуже – я начала ощущать себя вне своего тела. Это тяжело описать: просто не чувствуешь, что эти руки – мои руки, а мой голос слышится как будто извне. Мне стало трудно концентрироваться на своем теле. Я смотрела в зеркало – и мне казалось, что это не я. Я смотрела на свои пальцы — и мне они казались чужими, не моими. Возникало чувство, словно я смотрю на кого-то другого со стороны. А я? А меня попросту нет, нигде нет.
Я списывала все на усталость и недосып: постоянные звонки – бывшие клиенты, налоговая, закрытие фирмы… Слишком много забот!
Когда точно я перестала есть, не помню. Просто забыла об этом как-то… Где-то в районе пары дней после Нового года. Помню, когда я около 20 января попала к врачу-психотерапевту, он спросил меня, когда я в последний раз нормально ела, я с трудом вспомнила: наверное, на Новый год…
Вернувшись от врача, вспомнила, что давно не заглядывала в холодильник, а здесь оказалась куча уже начинающих портиться продуктов… Нет, я, конечно, что-то ела. На рабочем столе в моей комнате (я работала дома) всегда стояли крекеры и сухари, теперь тарелка была почти пуста. Бывая где-то по делам в городе, я, наверное, съедала какую-то булочку… Но я хоть убей этого не помнила! Но как-то же я жила эти три недели, значит, что-то ела…
Где-то в это же время я перестала спать. То есть вообще. Я не могла отключить свой мозг, он постоянно бодрствовал, подкидывая мне картинки унылого будущего: нет работы, нет денег, нет любимого, а есть – долги и сплошное непонимание, что делать дальше с собственной жизнью. Конечно, бывало, что, вконец измотавшись, я раз в двое-трое суток отключалась на пару часов. Вставала как зомби, не понимая, на каком свете нахожусь. Пробовала работать, но ничего не выходило, я начинала постоянно корить себя за это.
В одну из таких ночей со мной случилась истерика. До этого, как позже подсчитала, я нормально не ела и не спала около двух с половиной или трех недель. Что произошло? Я просто начала плакать, плакать, бесконечно плакать. Я была одна, я не могла ни работать, не взяться за книжку, ни спать, ни есть, ни спокойно сидеть. Я не понимала, что происходит: меня ужасно трясло, руки так тряслись, что я боялась взять стакан с водой, сердце бешено билось, я вся покрылась потом, кажется, у меня была температура, я хотела измерить ее, пошла искать термометр, по дороге чуть не упала, схватилась за стенку, неизвестно почему стала суетливо перекладывать одежду в шкафу, роняя попутно все на пол, потом забилась в угол, закрыла лицо руками и просто выла.
Мне хотелось только одного – закончить эти мучения, чтобы хоть что-то изменилось. Сама я уже не могла ни приготовить себе еду, ни выйти из дома… Я слабо помню, как я – это было ночью – позвонила своему молодому человеку (с которым мы находились в каких-то непонятных отношениях – редко созванивались, почти не виделись, но вроде окончательно не расстались) и попросила, чтобы он спас меня. Больше мне не к кому обратиться. У мамы свои проблемы, я не хочу ее расстраивать… Я не помню точно, что я говорила. Но смысл был таким, что меня нужно отвезти к врачу, сама я не справлюсь, я не знаю, что делать, я не знаю, куда обратиться… И все это со слезами…
Позже, когда я рассказывала подруге, она сказала: «Нужно было взять себя в руки». Но это был не мой случай: я просто НЕ МОГЛА взять себя в руки и вылечиться, как нельзя взять себя в руки и силой мысли вылечиться от гриппа или ветрянки. Дело зашло слишком далеко.
Стыдно ли было идти к врачу? Очень, очень стыдно. И звонить любимому – тоже стыдно. Но на тот момент я была готова вытерпеть любой стыд, только бы мне оказали помощь – чтобы я снова смогла жить нормально.
Мой МЧ отреагировал мгновенно. Несмотря на то, что мы не виделись уже давно, около месяца, он понял – раз я обращаюсь за помощью (причем такой специфической), мне нужно помочь. Он сам узнал, куда и когда нужно идти. Он повел меня сперва к психологу, который отправил меня к психотерапевту. Обычному, государственному.
У врача
На приеме я сначала почти не могла говорить: меня просто трясло, я в истерике плакала, почти никого не видела, кружилась голова, я просила «сделать что-нибудь, чтобы мне стало хорошо», утверждала, что я не псих, что мне стыдно, что я не знаю, что делать…
После долгого разговора мне поставили диагноз «депрессия» и так называемое «расстройство адаптации» — патологическое состояние, выражающееся в невозможности принять новые условия жизни и функционировать в них.
Мне объяснили: если бы я обратилась раньше, в самом начале, можно было просто обойтись работой с психологом (то есть терапия словом), но поскольку я себя довела до плохого состояния, нужны будут медикаменты (мне прописали антидепрессанты, успокоительное и снотворное) и работа с психотерапевтом. Врач сказал, что неплохо бы мне лечь в больницу, однако если за мной будет постоянный уход и присмотр, то этого можно избежать. На это, к моему удивлению, вызвался мой молодой человек.
Так начались мои новые будни (амбулаторное лечение): два раза в неделю посещение психотерапевта, один раз – психолога и каждый день – горсть таблеток, которые должны были вернуть меня к жизни.
Уже в первый день после приема всех таблеток я – впервые за последние три недели! – легла и проспала семь часов подряд! Это было чудом! Правда, впереди меня ждали нелегкие будни: оказалось, функционировать на таблетках довольно тяжело. Мне постоянно казалось, что я как пьяная, смеюсь (впервые за долгое время) и говорю что-то невпопад.
Первые несколько дней я боялась выходить из дома: лежала в постели в полубреду от таблеток, разговаривала с картинами в комнате, с трудом выползала из кровати, чтобы сходить в туалет. Выползка в душ мне тогда казалась ужасно трудным делом! И постоянно со мной был мой МЧ (он взял небольшой отпуск на работе) — готовил, насильно впихивал в меня хоть пару ложечек, следил, чтобы я принимала таблетки и даже кормил с ложки, когда я вообще не соображала, что вокруг меня происходит. Я была очень слаба. Когда мы ходили к врачу, он помогал мне одеваться, вел за руку в кабинет, записывал на следующий раз и, к моему удивлению, относился очень понимающе – и куда только девались наши все прежние разногласия?..
Сон и регулярное хорошее питание – вот основа лечения, как мне сказали врачи. Я, за три недели отвыкнув нормально спать и есть, с удивлением снова возвращалась к этому. Когда спишь и ешь каждый день – это кажется таким обычным делом, но когда после трехнедельной голодовки возвращаешься к трехразовому питанию, это кажется чем-то таким странным, даже тяжело описать…
Работа с врачами и препараты начали приносить плоды довольно быстро: через полторы недели на прием я смогла прийти уже одна, через две – сделала сама уборку дома, через 2,5 – даже покрасила волосы (что для моего врача стало отличным признаком начинающегося выздоровления), а через три мне даже захотелось приготовить что-нибудь вкусненькое. Но до полного выздоровления было еще далеко.
Врачи были отзывчивы. Я думала, ко мне будут относиться как к психу, а меня принимали очень спокойно, без удивления и лишних слов. Я насмотрелась на многие случаи, пока ждала своей очереди у кабинета: люди приходили выходить из запоя, приводили женщин и мужчин, бьющихся в истерике, запуганных детей и бомжеватого вида стариков с явными признаками психического расстройства…
Ходить к психотерапевту оказалось не так страшно и не так стыдно. Мы прорабатывали различные методики, обсуждали мои планы на жизнь. Врачи давали телефоны, чтобы можно было позвонить в любое время, если станет плохо. Я чувствовала поддержку – и их, и моего любимого, в которого, признаюсь, стала влюбляться заново.
Уже через месяц мне стали назначать встречи с врачами реже. Правда, предупредили, что вспышки болезни (приступы депрессивного состояния, беспричинные слезы) могут быть еще долго: такие случаи, как у меня, излечиваются примерно через 6-8 месяцев, но и потом некоторое время может оставаться утомляемость и слабость.
Еще есть интересная связь: чем дольше человек «загружался», тем дольше потом будет «разгружаться». Я подсчитала, что входила в депрессию около четырех месяцев, значит, выход, как мне сказали, не должен быть очень затяжным.
Через три месяца мне стали снижать дозу таблеток. К тому времени я более-менее пришла в себя, привыкла к действию таблеток, переносила их легче, выплатила долги. Жизнь потихоньку стала налаживаться, я пошла на работу, менее прибыльную, но мне есть на что жить.
Сейчас идет восьмой месяц приема моих препаратов, слезать с которых – тяжело. Порой я чувствую себя зависимой: страшно, что забудешь их дома и очередной приступ отчаяния тебя застанет врасплох. В этом и минус антидепрессантов – возникающая зависимость, а если перестаешь их принимать или резко снижаешь дозу – возникает синдром отмены. Однако если бы не эти препараты в тот злосчастный январь – возможно, меня бы уже не было на свете, ведь мысли о суициде – постоянный спутник депрессии…
В данный момент я чувствую себя намного лучше.
Благодаря моей болезни и психотерапии я многое поняла (а ведь раньше это казалось такой банальностью) — в частности, что к жизни нужно относиться проще; что не стоит так гнаться за деньгами и славой, как я это делала раньше; нужно учиться отыскивать радости в мелочах, ценить то, что имеешь.
И еще благодаря моей депрессии я поняла, что у меня есть поддержка (помните — друзья познаются в беде?) – мы с любимым снова вместе и счастливы. До этой болезни я даже не предполагала, каким ответственным и любящим он может быть».
Comments are closed, but trackbacks and pingbacks are open.