В тихих стенах

— Ну, и что мне теперь делать? – Вова смотрел на человека с надеждой. Ждал ответа.
— Ничего. Вешайся. Или травись. На выбор, — человек улыбнулся.
— ???
— А что больше по душе, — глаза человека превратились в маленькие щелочки, — А ты как думал? Ты думал, безнаказанно кидать всех подряд будешь? Ты рыбешек пережевывал, а тут на такого карася попал… На Б. дергаться бессмысленно. Зубы у тебя не выросли еще. И не вырастут уже…

Последняя надежда рухнула. Человек имел сильнейшую группировку в Ивано-Франковске. Был в авторитете. Для того чтобы выйти на него, Вове потребовалась вся изворотливость, какая только возможна. Он умолял родственника свести с человеком. Тот свел. И надежда рухнула. Человек «пробил» всю ситуацию, и вынес вердикт – вешайся. Или отдавай деньги. Но раза в три больше, чем взял.

-Понимаешь, этим людям сами деньги не так важны. Я знал таких… Ты миллион у них украдешь, уедешь в Африку. А они еще миллион заплатят, чтобы тебя найти. И вот лежишь ты на Африканском песке, и на тебя падает тень. И открываешь ты глаза, а над тобой стоят люди. Стоят и говорят: «Поехали, друг, домой!»

Человек рассмеялся. Вова пытался унять дрожь в руках:
— Ну, может быть…
— Нет! Никак. Вешайся. Или беги. Но найдут…

…Вова побежал. Он сел в вагон и поехал в Киев. Ему казалось, что в столице можно потеряться, спрятаться в многомиллионной толпе. Спустя два месяца, полностью деморализованный и безденежный, заросший и грязный, он искал подходящую ветку в центральном ботаническом саду на Печерске. Веревка и обмылок были сложены в карман. Вове не было страшно. Он устал и хотел покончить с тем, что начали его мама и папа двадцать три года назад. «Папа кончил, и мама начала», — подумал он и засмеялся.

Вова кинул фирму, принадлежащую всесильному Б. Б. держал в страхе и повиновении весь Ивано-Франковск. Вова кинул Б. не на много. Чуть-чуть щипнул. Он был уверен, что Б. тратит эту сумму за месяц. Но дело было не в этом. Просто он совершил ошибку. Такие люди действительно не прощают подобного… Вова читал табличку с наименованием дерева, ветки которого очень ему понравились и показались идеальными для совершения того, что ему надлежало совершить. И тут взгляд его скользнул по раскинувшемуся внизу пейзажу.

Днепр, холмы, монастырь… Вдруг Вову посетила мысль. Он отогнал ее, как нереальную, но мысль начала разрастаться и приняла четкий вид, сформировав решение. Он читал, как в монастыри стучались странники в дореволюционные времена. Их не спрашивали ни о чем. Ты мог быть разбойником и убийцей, но если уж постучался в двери монастыря, то тебя всегда принимали, кормили, и ты становился одним из послушников. Монахом. «Жить в стенах монастыря, работать, молиться…»

Утопичность этой мысли была ему ближе, чем решение, которое он собирался осуществить с помощью грязной веревки. Вова побежал вниз. Было опасение, что монастырь женский или нерабочий. Из ворот низенького здания, прилегающего к монастырю, вышел человек. «Ну, все… Решайся!» — сам себе сказал Вова и сделал шаг к человеку…

…Вова был удивлен направленностью вопросов отца Сергия. Монах, с которым Вова переговорил в воротах монастыря, привел его к «духовному наставнику», нараспев поблагодарив создателя за новую «заблудшую овцу», прибившуюся к стаду. В первую очередь «отец», возраст которого взывал к тому, чтобы назвать его «братом», поинтересовался отсутствием проблем с законом нового «кандидата на роль послушника». Вова скромно тупил глаза и клялся, что за ним ничего нет. «Да, чист, как стекло… На шлеме сварщика!»

-Это первый и последний раз, раб божий, когда я интересуюсь твоею фамилией. Потом и я, и ты ее забудем. Если ты и впрямь решишь посвятить свою жизнь Господу нашему, твое имя со временем войдет в века…

Вова пребывал в замешательстве. Назвать реальную фамилию? Зачем? Можно Васей Пупкиным отрекомендоваться. Кто проверит? Проверили… Он чуть не хлопнулся на пол (покрытый дорогим ламинатом, к удивлению) от «изумления великого», увидав в кабинете (кельей просторное помещение с кожаной мебелью назвать можно было с большой натяжкой) компьютер с жидкокристаллическим монитором. Сейчас, в наши славные времена, ЖК-монитором не удивишь никого, а тогда это было роскошью, доступной отнюдь не всем.

— Ну, сын мой… Фамилию назови? – отец Сергий смотрел на Вову с улыбкой. И, к своему огорчению, Вова прочел в этой улыбке кое-что для себя неприятное. Она, улыбка эта, как будто говорила: «Ну что, друг? Думал, дураки здесь?» Вова фамилию назвал. И адрес назвал. Пальцы «отца» забегали по клавишам. «Да у него и Интернет есть!» Вова выглянул в окно кабинета. К хозяйственной пристройке задом сдавала фура с надписью «Росинка». Несколько монахов в просторных рубахах, обутых в кеды и кроссовки, приготовились перегружать ее содержимое на склад. Вове здесь уже нравилось…

И стал он послушником. Вообще, «жители» монастыря разделяются на монахов, паломников и послушников. Есть еще, конечно, «святой отец» и люди «со званиями», которых, как ни старался Вова, запомнить так и не смог. «Архи… Прото…» Короче – сложно. В монастыре существовала определенная иерархия. Трапезничали, например, за разными столами. Монахи – отдельно, паломники (двое бомжеватого вида мужичков) – отдельно, послушники – отдельно. Отдельный человек отвечает за паломников и послушников. Он дает последним задания и ревностно следит за выполнением работ, назначенных «в послушание». За паломников и послушников отвечал отец Алексий. С него-то все и началось…

…Вове, в принципе, здесь нравилось. «В тихих стенах». Ну, приходится посуду мыть да пол. Ну и что? Его Б. в Ивано-Франковске заставил бы туалеты драить пожизненно. Или убил бы сразу. Вернее, даже не сразу, а постепенно. Чтобы прочувствовал «глубину ошибки»… А здесь красота, в общем-то. Естественно, молодой человек не «уверовал» и не «прозрел». Он делал свое дело (мыл посуду, выбивал коврики), а сам поглядывал вокруг.

Он уже знал, что отец Сергий не живет безвыездно в монастыре. Он приметил уже, какая машина увозит и привозит этого молодого «наставника». Мерседес S класса. Хорошая машина. Дорогая. Очень даже дорогая. Вова считал себя превосходным физиономистом. Он видел лицо «батюшки», когда тот приезжал назад. Он готов был поклясться, что тот с головой окунался в «мир». В мирские радости, от которых призывал отказаться послушников.

На лице отца Сергия была смесь блаженства от только что пережитого с тусклой безрадостностью необходимости проводить большую часть времени в стенах монастыря. Вова уловил лишь одно мгновение, когда лицо святого отца настолько резко выражало вселенскую тоску заключенного в клетку молодого, полного сил и не лишенного привлекательности тела, что Вове стало не по себе. Сергий шел по коридору и смотрел в пол. Он только что приехал и еще не забыл того, в чем, по глубокому убеждению Вовы, участвовал пару часов назад «в миру», за стенами пятисотлетней «обители добродетели»…

…Отец Алексий стал поглядывать за Вовой. Это было непонятно. Это было неприятно. Это было отвратительно неприятно. Вова не был уверен на сто процентов. Но он уже видел подобные взгляды в своей жизни. Это точно. Во Франковске этим делом не грешили. А может, грешили да по-тихому. Город не особо большой. Все на виду, можно сказать. В сравнении, конечно. Киев есть Киев.

Как-то прикололись, завалились с пацанами в столице в дом культуры «Росток». А там такое… И взгляды те же. Что и у отца Алексия. Вова загрустил. Все говорило в пользу его отвратительной версии. Отец Алексий и «послушание» ему назначал помягче, и норовил всегда уединиться… «Убью, суку!» — решил Вова. Он представлял себе, как Алексий подстерегает его где-нибудь в хозблоке, как пытается зажать ему рот потной ладонью… Вышло все совсем иначе. Обыденно как-то.

— Мне необходимо поговорить с тобою, — сказал как-то Алексий.
Вова натянул на лицо маску смирения и внимания. За месяц на лице выросло подобие бородки. Отросли волосы на голове. Вова вошел в роль и, представляя, как выглядит со стороны, умилялся тем, как быстро человек может принять образ «благочестия» в том виде, как это представляется людям «в миру». Смиренный монах с тихим голосом.
— Слушаю вас, отец Алексий…
— Сын мой. Не надо бояться того, что должно произойти.
— ???
— Ты все сам понимаешь, — глаза Алексия излучали доброту и нежность.
— Я не понимаю, — произнес Вова. Хотя понимал уже. И обыденность, с которой «отец» предлагал, пугала. Создавалось ощущение нереальности происходящего.

— Видишь ли… Из рук женщины Адам принял яблоко, тем самым лишив человека бессмертия и радости общения с Богом. Женщина – это мать, сестра. Но она же и корень зла.
— Я понимаю…
— Так вот. Мы здесь усмиряем плоть, тем самым очищаясь и удаляясь от греха. Но есть нечто, чего бояться не следует…
— А Содом с Гоморрой? – Вова решил играть в открытую. Он взглянул в лицо Алексия взглядом, которого боялись в свое время коммерсанты, пытающиеся решить вопросы силой. Вова вовсе не был сильным или мощным. Но взгляд этот останавливал «потерпевших», ошибочно считавших, что деньги, коих они лишались с помощью Вовы, стоили того, чтобы «нарываться на неприятности». Коммерсанты махали рукой. Ну его. Кто за ним стоит? С чего бы это взгляды такие самоуверенные? Вызывающие? Ну его на. Деньги – это всего лишь деньги…

Отец Алексий взгляд выдержал.
— Содом с Гоморрой поплатились за грех. А здесь, в этих стенах, греха быть не может. Мы здесь слишком близки к нему, — он указал на затянутое тучами небо.
— И многие… Так… — Вова не мог подобрать слов.
— Многие, — Алексий улыбнулся, — многие. Ты будешь счастлив здесь…

… Спустя месяц пребывания в монастыре Вова сбежал. Он «сгопничал» на Подоле, стопорнув влюбленную парочку, что дало ему возможность купить билет и сесть в вагон поезда «Киев – Ивано-Франковск». Вова решил сдаться на милость победителя. И пускай он будет драить туалеты, пускай будет всю жизнь пахать на Б., пускай умрет, в конце концов. Но не оборвет свою жизнь своей рукой и не станет педрилой. Умрет, как пацан…

…На вокзале Вова купил газету, из которой узнал, что Б. неделю назад был взорван в своем джипе возле входа в ресторан. Около месяца Вова «отходил» от нервного потрясения, возникшего в результате того, что на обыденном языке называется «пронесло по-крупному». Не в смысле – с желудком поплохело, а в смысле – пофартило серьезно. Как всегда бывает «в последний раз»…

…Вова сидит напротив меня в «Двух гусях». Тот раз действительно оказался «последним». Парень устроился грузчиком и работал до седьмого пота, зарабатывая на обучение. И он, и я знаем фамилии людей, скрывшихся в «тихих стенах» тихого монастыря на окраине центрального Ботанического сада под именами, произносимыми с обязательной приставкой «отец». «Святые отцы»… Он не таит злобы и обиды. В душе у него нет непрощения. И меня успокаивает, видя, какое впечатление производит на меня его рассказ.

— Да, ладно тебе… Их проблемы. Они и ответ понесут… Сейчас Вова – верующий человек. Он работает миссионером в Беларуси. Поистине – неисповедимы пути твои, Господи…

Исходная статья