Боли беспокоили Иру уже полгода. Она грешила на желудок, и пила таблетки, и отказывалась от острых блюд. Но боли не проходили. Что-то ныло в животе, что-то тягуче скребло по ночам. Она пошла к врачу в районную поликлинику, и уставший от наплыва посетителей светила медицинской науки прописал ей лекарства от гастрита.
А потом, совершенно случайно, Ирина посетила городской диагностический центр. Смешно звучит, наверное, «случайно посетила диагностический центр», однако это на самом деле была чистой воды случайность. Подруга, относящаяся к своему здоровью с известной долей ответственности, предложила Ире пройти полное обследование организма.
Женщины поехали в центр субботним утром, а в понедельник заскочили за результатами.
— Вот это пятнышко меня беспокоит, — врач говорил спокойным тоном, без многозначительных пауз и поднятого вверх указательного пальца. Спокойно, обыденно.
— А что это может быть?
— Хм… В общем, я рекомендовал бы вам пройти обследование в онкобольнице…
Онкобольница… За словом этим вырисовываются в туманной дымке будущего сырые могильные кресты и скользкая грязь кладбища. Онкобольница – само слово звучит, как приговор…
— Я боюсь.
Ирина прижималась к мужу. За шесть лет супружества страсть сменилась тихим, ровным огнем любви. Любовь стала качественнее с годами. Как вино. Так, по крайней мере, казалось женщине.
— Ну, я же с тобой, милая! – он улыбался белозубо и обнимал ее крепкими своими руками. Страх отступал. Что может случиться с тобой, если рядом такой мужчина?
Может случиться рак.
— Это рак. Опухоль. Сантиметров пять-шесть, — врач смотрел в лицо Ирине, и взгляд его не выражал ровным счетом никаких эмоций. Он не сделал этого, как делают это в фильмах — «Больной не сообщайте!» Он сказал ей правду. И подарил таким образом шанс на спасение.
— Если вы сделаете операцию быстро, будете жить.
— А если… — начала Ира несмело.
— Нет. Или будете жить, или умрете. У вас не слишком много времени на принятие решения…
— Какая операция!? Ты знаешь, что врачи у нас — коновалы!?
Она впервые за много лет видела мужа таким. Всклоченные волосы, растерянный взгляд.
— Володя, но разве есть иной выход?
— Не знаю… Не знаю!!! Но на операцию я тебя не отпущу. Может, они ошиблись с диагнозом? А? — он заглядывал Ире в лицо, и она видела в глазах любимого человека пляшущих чертей страха…
Она лежала на кровати готовая к тому, что должно было произойти. Рядом сидел муж и сжимал ее холодную ладонь дрожащими, напряженными пальцами. Молчал.
— Слушай, Вова… Если что…
— Молчи! Все. Молчи!
Он вскочил и заходил по палате из угла в угол:
— Я места тут не нахожу, а она такое говорит…
Вошла сестра. Пора. Поцелуй, какие-то скомканные фразы…
Через пять минут Ирина смотрела в потолок, белый, с едва заметными, идущими по краям трещинками. Рядом стоял врач. Она постепенно проваливалась в теплую черную бездну. Но страшно не было. Страх остался в предшествующих операции тридцати двух днях. Трещинки на потолке превращались в реки, сам потолок стал снежным полем. Голоса откуда-то сбоку произносили слова, но слова существовали отдельно от фраз, слова теряли смысл. Было только спокойствие, и полет в неведомую бездну, приносящую успокоение…
Первым, что она увидела, был свет. Яркий, режущий свет, приносящий боль. Ира приподняла голову, и тут же ее вырвало. Соседка по палате стала звать медсестру…
На второй день Ира попыталась встать, опираясь на плечо приехавшего к ней мужа. Вова был в костюме, он использовал обеденный перерыв, чтобы проведать жену. Привез бульон, сок. В палате постоянно дежурила нанятая мужем сиделка. Ира не обижалась на то, что Вова не может находиться рядом с нею весь день. У него как раз началось серьезное карьерное продвижение. А тут такое… Ира не хотела быть никому в тягость. Она почему-то винила себя в своей болезни…
На четвертый день она уже везде ходила самостоятельно. Бродила коридорами больницы, заглядывала в палаты. За дверью каждой – чья-то трагедия. На лицах родных, из палат выходящих, – скорбь. «Как по покойникам», — думала Ира…
Через две недели ей назначили химию. Она и дома-то успела побыть всего ничего. И снова в больницу.
— Химия будет или красная, или прозрачная. Красная – очень сильная, от нее волосы даже выпадают. Прозрачная – щадящая. Ничего так… — учила соседка по палате.
«Лишь бы не красная», — думала Ира. Представить себя облысевшей, в нелепом платке (таких женщин было много в больнице) она не могла…
Пять дней. Пять капельниц. «Прозрачная» химия. Слабое головокружение. Никаких признаков серьезного недомогания. Ира обрадовалась. Оказалось, что страсти о лечении химпрепаратами – всего лишь сказки!..
«Сказкой» стал второй день после окончания курса. Страшной сказкой. С утра Ира почувствовала, что не может разговаривать. Во рту все пересохло, язык буквально прилипал к небу. Муж собирался на работу, повязывал галстук в коридоре, у зеркала.
— Во… Вова… — слабо позвала Ира.
— Что? Что, милая? Что у тебя с голосом? Ты себя нормально чувствуешь? – он смотрел на нее как-то вскользь. Как будто боялся сфокусировать взгляд на лице.
— Дай зеркало.
Он дал. Она взглянула на себя, и протяжный стон вырвался из ее пересохшей глотки. Губы опухли, растрескались. Весь рот стал похож на одну сплошную рану…
Она ничего не ела уже три дня. Глаза запали, и кожа приобрела сероватый оттенок.
— Ты должна есть! Ты должна ходить хотя бы по квартире! – муж хмурил брови, жестикулировал.
Она лежала, следя за его жестами взглядом. Молчала.
— Если ты не будешь есть, то… Откуда у тебя силы возьмутся?!
— Меня тошнит, Вова…
— Ну и что? Ты должна…
— Ничего я не должна! Меня тошнит, понимаешь? Постоянно. От всего! Я даже по телевизору на еду смотреть не могу. Меня выворачивает тут же! Вова, побудь сегодня дома, я тебя прошу.
— Милая, — он опустился на край кровати, — ты же знаешь, что у нас еще две недели аврал…
Ее тошнило даже от воды. Рвало постоянно. Когда на пятый день мучения показалось, что сил больше нет, муж отправил ее в больницу. На капельницу. Вливали в нее глюкозу и еще какую-то дрянь. Сказали, что без этого ей так долго не протянуть. Не ей сказали, мужу. Но она услышала…
Последствия химии стали менее заметны на седьмой день. Появился аппетит. Постепенно возвращались силы. Через две недели она уже сама поехала на другой конец Киева. Гуляла. Дышала. И увидела Вову. Вернее, его машину возле торгового центра. Он работал неподалеку, и Ире захотелось сделать ему сюрприз. Показать, что она в норме. Женщина вошла в магазин одежды и встала лицом к стеклу, чтобы не упустить момент, когда муж выйдет из центра. Он не выходил, и Ира набрала его на мобильный.
— Привет. Что делаешь?
— Знаешь, я сейчас занят сильно…
«В торговом центре?» — захотелось спросить. Но она промолчала. Сама не зная – почему.
— А ты где? – спросила.
— На Подоле, — ответил он.
«Зачем он обманывает?»
— А что ты там делаешь?
— С шефом заехал в банк… Слушай, я сейчас занят. Я наберу тебя попозже, оки?
— Оки…
Она вышла из магазина и отошла к автобусной остановке. Захотелось присесть, но машина мужа была бы плохо видна в таком случае. Ира стояла, презирая себя за эту слежку. И через пять минут она увидела то, чего боялась увидеть…
У нее не было сил устраивать скандал, закатывать истерику, обвинять мужа в предательстве. Предательство есть предательство. И крик ничего не решит. Напротив, кричат и выясняют отношения те, кто еще хочет отыграться. Кто не верит в безвозвратность потери. Ира знала, что это конец. И возврата уже не видела.
— Я хочу, чтобы ты в максимально короткое время покинул мою квартиру.
— ???
— Вова. Я не стану сейчас объяснять свои действия…
— Тебе придется! – он пошел в наступление.
— Если ты не уберешься, я уйду сама. Я тебя видела сегодня. И это не обсуждается.
Он понял. Ему нужны были секунды, чтобы придумать версию. Но именно эта секундная растерянность, сбой в мозговом компьютере, выдает того, кто виновен, лучше, чем все обвинителя мира вместе взятые.
— А… Ты… — компьютер мужа настраивался на новую программу лжи.
— Вова! Я пока что просто прошу. Уберись из моей квартиры.
И он ушел. Собирался, глядя в пол, слишком долго застегивал молнию на куртке, слишком долго зашнуровывал ботинки. Остановился в проходе. Не обернулся, не сказал ничего. Ушел. Хлопнула дверь. Ключи остались лежать в прихожей. Ира заплакала. Слезы катились по ее щекам, сбегали по гладкой коже к подбородку и застывали там, ожидая, пока женщина смахнет их рукой так же, как смахнула неумная и жестокая рука сегодня то, что Ира любила и чем жила…
Продолжение следует…
Comments are closed, but trackbacks and pingbacks are open.